Филипп протягивает мне воду, затем спрашивает:
— Как дела у Ками?
— Она отдыхает. — Я выхожу из кухни и направляюсь в офис Мориса, чтобы сделать пару звонков.
Садясь за дубовый стол, я достаю телефон и делаю первый звонок.
— Как там дела? — Спрашивает Николай.
— Дерьмово, — выплевываю я. — Чертовски дерьмово.
— А Ками? Как она держится?
— Никак. — Я откидываюсь на спинку кресла и потираю пальцами лоб. — У нее разбито сердце. Морис и Ками были близки.
— Я узнал имя ассасина от своего дяди, — сообщает он мне.
Это одно из преимуществ иметь в друзьях Ветрова. У них есть доступ к информации, в которую остальные из нас не посвящены.
— Кто это был?
— Джедрик Руснак.
Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
— Я видел его прямо перед нападением в пентхаусе Ками, — признаю я. — Он сказал, что приехал в город по делам, чтобы убрать бизнесмена. — Я качаю головой, ведь это было месяц назад. — Ему не нужно столько времени, чтобы совершить убийство. Ты уверен, что назвал правильное имя?
— Контракт был заключен сегодня. Все произошло в течение часа. Руснак принял заказ, как только он появился.
У меня по спине пробегает ледяной холодок.
— Это значит, что тот, кто стоит за этим, знает о нас. Они должны были знать, что у них будет лишь небольшой промежуток времени с момента заказа убийства, потому что твой дядя — директор Академии Святого Монарха. Они знали, что я узнаю. — Я качаю головой, затем спрашиваю: — Может ли директор Козлов сказать нам, кто заказал убийство?
— Я могу попытаться выяснить.
Я вздыхаю, затем бормочу:
— Блять, мне жаль, что это произошло, пока у тебя медовый месяц.
— Время неподходящее, но что есть, то есть. Мне нужно идти. Эбигейл передает свои соболезнования.
— Спасибо. — Уголок моего рта на секунду приподнимается. — Поговорим позже.
Мы заканчиваем разговор, и у меня появляется минутка, чтобы все обдумать.
Срочный заказ появляется редко. Обычно нам дается от двух недель до месяца, чтобы уничтожить цель.
Это говорит мне, что тот, кто напал на Мориса, является частью моего мира. Они знают, кто я. Это также объясняет, почему был убит Морис, а не Ками.
Но это не объясняет, почему на пентхаус было совершено нападение.
Господи, я упускаю важную информацию.
Надеюсь, Николай выяснит, кто заказал контракт на Мориса.
Я вздыхаю, затем набираю номер на своем телефоне.
— Де Ротшильд.
— Меня зовут Максим Левин. Я жених Камиллы Дюбуа.
Ни за что на свете я не назову себя ее парнем. Уверен, она простит меня за ложь, но это единственный способ, чтобы люди вокруг нее выполняли мои приказы.
— Будут ли организованы государственные похороны ее отца? — спрашиваю я.
— Конечно. Я пытался дозвониться до нее, но все время попадает на голосовую почту. Она там? Могу я с ней поговорить?
Я качаю головой.
— В настоящее время она отдыхает. Я контролирую все, что касается Камиллы. Я был бы признателен, если бы вы сообщили прессе, что она недоступна для интервью. Она будет присутствовать только на похоронах и ни на чем другом.
— Последнее, что я слышал, вы были ее телохранителем, — упоминает он.
— А теперь я ее жених, — бормочу я. — Камилла оставит свои обязанности светской львицы, и как только все будет улажено, она поедет со мной.
— Все это немного неожиданно, — говорит он, и в его словах слышится сомнение.
Я не могу винить этого человека за то, что он с подозрением относится ко мне.
— Просто сделайте то, что я сказал. Как только Камилла почувствует себя немного лучше, я попрошу ее позвонить вам.
— Я был бы признателен. Я сделаю объявление, что она не будет общаться с прессой. Как у нее дела?
— Не очень хорошо, — честно отвечаю я. — Она очень любила своего отца.
— Я знаю их с тех пор, как она была ребенком. Они всегда были очень близки. Пожалуйста, передайте ей мои соболезнования и попросите ее позвонить мне как можно скорее.
— Обязательно.
Я заканчиваю разговор и раздраженно фыркаю. Вот почему я люблю свой мир. Если ты отдаешь гребаный приказ, люди воспринимают его всерьез, потому что знают, что умрут, если не выполнят его.
Чертова бюрократия выводит меня из себя.
Встав, я выхожу из кабинета и чуть не сталкиваюсь с Филиппом. Он отскакивает назад, бросает один взгляд на мое лицо, затем шепчет:
— Mon Dieu7.
В его глазах страх, когда он говорит: