Гости начинают аплодировать, а мистер Редстоун-Лори пожимает руку сыну, после чего неловко похлопывает по плечу Зельду. Оглянувшись по сторонам, пытаюсь прочесть по лицам людей, понял ли еще кто-нибудь, что отец Зельды только что произнес хвалебную речь ее брату на ее празднике. Но, похоже, на именинницу никто не обращает внимания. Очередь из желающих поздравить Элайджу и его отца становится все длиннее, а Зельда в нерешительности стоит в стороне. Очевидно, объявление о новом партнере в юридической фирме гораздо важнее. Хотя и запретил себе это делать, смотрю на Зельду. В этот момент она поднимает голову, расправляет плечи и…
Наши взгляды встречаются. Меня пронизывает боль, но еще больнее было бы отвернуться. Ее лицо, на котором в первую секунду отражались усталость и вызывающее безразличие, расслабляется, когда она ловит на себе мой взгляд. Зельда заправляет за ухо прядь светлых волос, и ее губы изгибаются в едва заметной улыбке. Это длится мгновение, которое проносится так стремительно, что мне кажется, будто это плод моей фантазии. Вокруг Зельды собираются парни в костюмах, чтобы поздравить с днем рождения.
– Кстати, с этого момента буфет считается открытым, – кричит мистер Редстоун-Лори среди всеобщей кутерьмы, и несколько человек смеются.
Я выкладываю на гриль шашлычки, так как не сомневаюсь, что на них очень скоро найдутся желающие. И действительно, проходит совсем немного времени, прежде чем подтягиваются первые гости. Среди них оказывается и Джейсон, который долго меня разглядывает. Я стараюсь не смотреть ему в лицо.
– Ты кажешься мне знакомым, – произносит он, но я не отвечаю. Надеюсь, он не вспомнит. Сердце быстро колотится, хотя я не уверен, чего именно боюсь. Надменных комментариев? Того, что он устроит допрос Зельде? – А, неважно, – говорит Джейсон и, рассмеявшись, отворачивается.
Мне приходится несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, прежде чем заняться следующей порцией. Так разнервничался из-за возможного разоблачения.
Вечеринка в разгаре. Гости едят и пьют. Женщины в элегантных платьях стоят небольшими группками, мужчины средних лет обмениваются визитками. Зельду осаждают молодые люди, и у меня создается впечатление, что это все меньше ее злит. Она сжилась со своей ролью. Это хорошо. И для нее. И для меня. Джаз-банд играет стандартную песню. Мне нравится наблюдать за музыкантами. Они отвлекают меня. Барабанщик легко касается тарелок. Он и контрабасист идеально настроены друг на друга. Но интереснее всего следить за пианистом, который погружен в игру и в то же время поддерживает тихий диалог с коллегами. Джаз – это как кулинария, думаю я. Отдельные вкусы должны играть сами по себе, но лишь в сочетании с другими раскрываются их возможности. На танцпол выходят первые пары. В основном это поколение родителей – женщины в струящихся платьях с цветочными узорами и строгими высокими прическами, мужчины в костюмах одинакового фасона. Для молодых людей здесь определенно недостаточно партнерш.
Я отвожу взгляд от танцующих гостей и музыкантов и кладу на гриль последние шашлычки. Скоро моя работа подойдет к концу, после чего мне нужно будет присоединиться к другой команде.
Пока шипят креветки, я поднимаю голову. Ажиотаж у буфета закончился. От него отходят два одиноких пухлых паренька. То, что оставил после себя голод богатых людей, напоминает поле битвы. Белые скатерти покрыты пятнами, на изящном фарфоре лежат сморщенные и увядшие листья салата.
Вдруг замечаю, как от группы мужчин отделяется кто-то и направляется ко мне. Маленький человек. Блестящий. Я замираю. Меня переполняет безудержная радость. Она идет ко мне! Но нельзя подавать виду. Я держу себя в руках. Зельда подходит все ближе. У меня ускоряется пульс. Не стоит ей этого делать. Не стоит рисковать. Здесь мы не сможем поговорить. При всех этих людях. Колющая боль в груди усиливается с каждым ее шагом. Мелодия, которую начинает играть пианист, кажется слишком радостной для подобной ситуации. Легкая, игривая, раскованная. Полная противоположность мне. Чтобы выиграть время, отворачиваюсь и делаю вид, будто навожу порядок.