Если бы взглядом можно было убить, мой заносчивый брат был бы мертв, это точно.
– Элайджа, сделай одолжение, выпроводи этого субъекта с нашей территории. Ему больше нечего здесь делать. И позаботься, чтобы он немедленно лишился той жалкой должности, которую, по-видимому, занимал в нашем отеле.
Я складываю один плюс один. До этой минуты мой затуманенный разум был не в состоянии делать выводы. Обучение Малика, его будущее зависит от милости моих родителей. Владельцев отеля, где он, судя по всему, работает. Чувствую, как он вздрагивает у меня за спиной.
– Ты не можешь так поступить, мама. Ты же не серьезно, – в ужасе произношу я.
– Как могу поступать, а как – нет, мы еще посмотрим. В любом случае, ты сейчас займешься гостями снаружи. Все остальное я обсужу с твоим отцом. Но можешь не сомневаться, Зельда, на этот раз ты прочувствуешь всю серьезность последствий. Мое терпение подошло к концу.
Понятия не имею, что это означает, в этот момент я переживаю только за Малика. Собираюсь повернуться к нему, как мать грубо хватает меня за руку и тащит прочь. Она быстро ведет меня за собой по проходу. Мне почти приходится бежать, чтобы успевать за ней. Ее ногти болезненно впиваются мне в кожу. Но я не чувствую ничего, кроме боли за Малика. Когда поворачиваю голову, чтобы в последний раз на него взглянуть, вижу, что Элайджа схватил его за руку и уводит на улицу. Мама сворачивает вместе со мной за угол.
Там она останавливается и смотрит на меня с ненавистью и презрением, от которых мне становится страшно. Даже после стольких лет холода и упреков этой старой ведьме удается превзойти саму себя.
Она размахивается и влепляет мне пощечину. Ошарашенная, я застываю на месте. Щека горит, и я осторожно дотрагиваюсь до нее. Но мама грубо ее отталкивает. Потом достает из клатча баночку с косметикой и замазывает красные полосы, которые остались от ее пальцев. Она обо всем подумала.
Я настолько потрясена случившимся, что могу лишь молча шагать за ней. Мой мозг мечется, перескакивает с одной мысли на другую. Я не в состоянии здраво рассуждать. Что будет с Маликом? Что будет со мной? Мама ясно дала понять, что работа Малика в отеле «Fairmont» закончена. Трудно представить, что за столько часов общения мы ни разу не говорили о том, где он работает. Но были вещи и поважнее, чем работа.
Как он теперь доберется до дома? От Палома-Хилл до города двадцать минут езды на машине. Пешком это займет несколько часов. У него с собой нет воды, и он наверняка весь день ничего не ел. Может, я сумею ему помочь?
Когда мы выходим на улицу, мама отпускает мою руку.
– Сейчас я поговорю с твоим отцом. Позволь сказать тебе лишь одно, юная леди, сегодня ты больше не доставишь нам никаких хлопот. Надеюсь, тебе понятно мое предупреждение. Ты не захочешь стать свидетельницей последствий, которые ожидают твоего черного друга в случае очередной ошибки. Пока у него еще есть шанс получить нейтральное рекомендательное письмо.
Я молча киваю. Мне понятно ее предупреждение. Когда подхожу к высокому столику, на котором оставила сумочку с телефоном, ее там не оказывается. Но я уверена, что положила ее сюда. И среди гостей воров точно нет. Для этого все они слишком богаты и слишком заняты собой. Не говоря уже о том, что мобильник у меня не последней модели.
– Прошу прощения? – спрашиваю у пожилой женщины, которая стоит рядом. – Вы не видели на столе маленькую серебряную сумочку?
– А ваша мать вас не нашла? – отвечает та. – Она хотела вам ее отнести.
У меня сердце уходит в пятки. У нее мой телефон! Как, бога ради, я теперь помогу Малику?
Мой взгляд в панике мечется по празднующим гостям. Горло сжимается, и я понимаю, что к глазам подступают слезы. Но нельзя устраивать сцену. Моя мать хоть и полная идиотка, но в этом мире у нее преимущество.
Когда замечаю Филиппа, у меня словно камень падает с души. Союзник в логове врага. Несмотря на то что на ступнях уже появились мозоли даже в тех местах, о существовании которых я не подозревала, а ноги дрожат, двигаюсь я на удивление быстро.
– Давай потанцуем, – задыхаясь, прошу его. – Пожалуйста.
– О’кей? – Во взгляде Филиппа загорается вопрос.
Я веду его за собой на танцпол, где группа заиграла инструментальную версию «My Baby Just Cares For Me» [28]. Филипп обнимает меня за талию и собирается, как раньше, создать между нами небольшое расстояние. Но я встаю так близко к нему, как только возможно.
– Ты должен мне помочь, – шепчу ему в шею, следя за тем, чтобы никто не подслушал наш разговор.
– Что случилось? – спрашивает он так тихо, чтобы слышала только я.
– Долгая история, которую однажды тебе расскажу, если родители когда-нибудь позволят мне снова вступить в контакт хоть с одним человеческим существом…