– Ты говнюк, Малик. Во-первых, надо рассказывать мне о таких вещах. А во‐вторых, тебе прекрасно известно, что ма и па неправы.
– Мы не поэтому… – начинаю я, но Рис меня перебивает.
– Вчерашняя вечеринка, – произносит он, так как знает предысторию. А я радуюсь, что мне не придется отчитываться перед Жасмин.
– Это был праздник по случаю дня рождения Зельды.
– Твою мать, – выпаливает Рис.
– И «Fairmont» принадлежит ее родителям.
– ТВОЮ МАТЬ, – повторяет Рис гораздо громче.
– Мы… мы целовались, – с трудом выговариваю я. Горло сжимается, и мне не удается скрыть эмоции, которые вызывают у меня воспоминания о вчерашнем дне. – Ее мать нас застукала. Она велела вышвырнуть меня.
Пару секунд никто не произносит ни слова. Тишина почти невыносима, и больше всего мне хочется уползти обратно в постель. Замкнуться. Освободить себя от этой ситуации, а этот мир – от себя.
– Я облажался, – говорю затем. – Извините. – Последнее слово обращено к Жасмин, хоть я на нее и не смотрю. К ней, Тео, Эбони, Элли и Эстер. Моим родителям. Я виноват перед ними.
– Какого черта, – отвечает Жасмин. – Что это вообще за люди? Не извиняйся, Малик. Ты ни в чем не виноват. И ты мой брат. Что бы ни сделал. Но можешь ответить мне еще на один вопрос?
Я тронут реакцией Жасмин. Знаю, она говорит серьезно. И все же не могу избавиться от ощущения тошноты.
– Что еще? – отзываюсь я, впервые осмелившись взглянуть на нее. Ее темные глаза смотрят на меня с настороженностью. С тревогой. Но и с любовью.
– Что означает это сообщение? – Жасмин протягивает мне свой смартфон.
Я смотрю на экран, и слова расплываются у меня перед глазами. Приходится ухватиться за стол. Это сообщение отправила Зельда.
«Я на какое-то время останусь у родителей. Не беспокойтесь за меня».
– Это связано со вчерашним вечером? – вставляет Рис.
Не могу ответить. Провожу рукой по лицу. Зельда останется у родителей. Бога ради. Ей нужно, чтобы все успокоилось. Конечно, нужно. Это же ее семья. И не важно, что она терпеть их не может, не важно, что это за люди, ей нужно починить то, что еще возможно. У тебя такая классная семья. И это единственное, что у тебя есть. И пусть у нее не классная и не любящая семья. Это правильное, логичное решение.
– Очевидно, это означает… – говорю, и голос ломается. Я сглатываю. Прочищаю горло. Делаю глубокий вдох. – Очевидно, это означает, что она выбрала свою семью.
Взяв вещи, я встаю из-за стола и почти теряю равновесие. Успеваю ухватиться за дверной косяк. Медленно заворачиваю за угол. Кошелек и ключи кладу на комод в коридоре, телефон выпадает из рук и остается валяться на полу. Я не наклоняюсь за ним, а пинаю, так что он улетает под комод. Одной рукой продолжаю опираться о стену. Другой провожу по волосам. Я будто больше не контролирую свои конечности. То, что ноги несут меня обратно к кровати, подобно чуду.
Повалившись в постель, я закрываю глаза. Слез нет. Мое горе слишком сильно для физической реакции. Краткий проблеск надежды, который зажгла во мне реакция Жасмин, угас. Надежда умерла. Чувствую ледяной холод, который проникает в тело, парализует сердце, притупляет рассудок. Я становлюсь тяжелее. Настолько, что кажется, вот-вот раздавлю сам себя. Я тону, утопаю. Вокруг меня – тьма и холод. Ничего меня не поймает, ничего не сдержит темноту. Нет света в конце туннеля. Я все потерял. По собственной глупости лишил себя всего.
39
Зельда
Тянутся дни. Я проживаю их со смесью печали, тоски и скуки. Поначалу я время от времени появлялась на кухне, как раньше. Все были добры ко мне, но вели себя отстраненно. А когда я пришла в последний раз, Агнес посоветовала мне больше не заходить. Когда я спросила почему, она замялась. Но потом сказала:
– Вашим родителям это не нравится. Они нам пригрозили. Любой, кто будет вам помогать, потеряет работу. А вы нас знаете. Знаете, что поставлено на карту для каждого из нас.
Я кивнула и ушла наверх, чувствуя, что у меня не осталось друзей в этом мире. На сердце было очень тяжело.
С тех пор я каждый день брожу по дому и саду. Стараюсь избегать родителей. Во время еды они ждут меня в столовой. Мать пытается завязать беседу, отец ворчит, а я вяло ковыряюсь вилкой в тарелке.
Мне одиноко, как никогда в жизни. Я чужая в доме родителей, заключенная, лишенная любой возможности контактировать с внешним миром. Мысли вращаются вокруг Малика. Как у него дела? Что он делает? Думает ли обо мне? Вспоминает наш поцелуй? Тот потрясающий поцелуй, который закончился крахом. Было бы наивно утверждать, что я ни о чем не жалею. Все, что произошло с тех пор, похоже на кошмарный сон. Но, когда думаю о губах Малика на моих, о его руках на моих бедрах, сердце начинает биться быстрее. Воспоминания о Малике пробуждают во мне желание бороться. Я решительно настроена однажды вырваться отсюда. При первой возможности.