— Я мыслю здраво. Он типичный алкаш, который получил закономерный исход. Вы же вместо того, чтобы лечить других больных, беседовали с его отцом полтора часа. Время потрачено впустую. Мы и за десять минут поняли, что у него нет ни одного здорового органа, что с гемоглобином в пятьдесят его швырнули из одной больницу в другую, чтобы не портить себе статистику лишней смертностью. Это четвертая госпитализация за два месяца. И она будет с летальным исходом. Вопрос на часы. Я может и цинична, но мой цинизм здравый. Надо вкладывать все силы в того, у кого есть шанс выжить. Это — не тот случай, — на одном дыхании проговорила я, мельком замечая, как Алмазов сжал руки в кулак.
— Ты знаешь, на его месте мог оказаться, кто угодно. Ему тридцать три, Полина. Это только начало жизни. И даже, если он оступился и забухал после развода, это не значит, что соплячка вроде тебя должна ставить на нем крест. На его месте может быть твой папа, мама, сестра, да кто угодно. В прошлом году я консультировал в реанимации японку сорока лет. Интеллигентнейшая дама, переводчица. Посещала у нас музеи, а потом по дурости съела кусок пиццы, запив его порцией газировки, в компании таких же интеллигентных зануд. Не повезло ей одной. Острый панкреатит. Ты знаешь, ей тоже оттяпали в итоге половину органов жкт. Она, к счастью, выкарабкалась, пусть и инвалидом. Я могу рассказать тебе множество случаев и сделаю это, скажем через недельку-другую, когда что-то перещелкнет в твоей голове. И если я считаю, что мне надо разговаривать с родственником больного — это значит только одно: я считаю это нужным и правильным. Мои действия не будут тобой обсуждаться. Ты, смею тебе напомнить, учишься. Так вот, учись. И поменьше гонора, «мой папа лучший хирург со своей клиникой».
— Вы мне мстите?!
— В смысле?! — чуть ли не фыркает в ответ на мой вопрос.
— Мстите за вчерашний отказ?
— Царица Сергеевна, поправь свою диадему. Какой отказ?
— Не притворяйтесь дураком. Вы сегодня со всеми доброжелательный, кроме меня. Это ли не доказательство после вчерашнего?
— А это такая стратегия, Полиночка. Любовные романы не читаешь, крошечка моя?
— Я такой бред обхожу стороной.
— А ты почитай на досуге. А теперь рот на замок и спускайся в ОПК. Я уже отзвонился. И шапочку одноразовую надень, иначе не пустят. Давай, в темпе вальса.
Я могла сотни раз встать в позу, спорить с ним, доказывая свою правоту, но и какая-то часть меня, как ни странно, принимала его точку зрения. Правда, понять вот такое маниакальное желание возиться весь день с умирающим больным, я никак не могла.
А когда в пятницу, придя ровно в восемь утра, я обнаружила Алмазова уже на рабочем месте, бегающего по отделению все в том же халате и с небритым, но почему-то улыбающимся лицом, я впервые за пять дней близкого контакта посмотрела на него по-другому. Рваный пакет, трусы с надписью, шуточки ниже пояса — это совсем не то, что характеризует этого мужчину. Стыдно. Да, именно так. Мне впервые стало стыдно за саму себя. Разве я могла бы остаться на ночь с будущим кандидатом в мое любимое место, чтобы следить за его гемотрансфузией и прочим? Не припомню, когда у меня было так паршиво на душе.
— Привет. Чего такая грустная? — приобнимает меня за плечо, обдавая едва уловимым запахом туалетной воды.
— А вы? Вы чего такой веселый, Сергей Александрович?
— Ну так нормально все, чего бы не порадоваться.
— Вас порадовал новенький больной?
— Конечно, порадовал. Он есть захотел, прикинь? Это всегда хороший признак. А знаешь что захотел?
— Что?
— Соленого. Я позвонил нефрологу, надиктовал ей его анализы, она охерела и говорит — дай ему пососать соленый огурец.
— Шутите?
— Нет. Реально. Она, конечно, придет сегодня, чтобы все официально. Но пока так. У меня к тебе просьба.
— Сгонять в магазин и найти огурцы?
— Не совсем, — улыбаясь, произносит Алмазов. — Соленые огурцы, как ни странно, у меня имеются в наличии. Я есть хочу. Купи мне, пожалуйста, три шавермы, тут недалеко есть магазинчик. Я бы сам сгонял, но я хочу успеть принять душ, тебе на радость.
— Мне-то чего, от вас не воняет.
— Ну спасибо. Радость тебе будет другая. У меня всегда с собой на смену белье. Я трусы сменю и тебе, так уж и быть, новые покажу. Взамен на шаверму, конечно.
— Знаете что?!
— Знаю, иди за шавермой. И два больших латте. Тебе их в коробочку поставят, ничего не уронишь, не ссы. И скажешь, что от Сергея, продавец поймет. И, Бога ради, Полина, не занудствуй с порцией и санитарными нормами. Вот тебе деньга, — почти невесомо кладет мне в карман джинсового сарафана деньги и уже весьма ощутимо шлепает меня по попе.