— Я думаю не про ответы на ваши вопросы, а о ваших руках на моих ногах.
— Понял. Хочешь их отбить? — усмехаясь, интересуется Алмазов, фиксирую обе руки на середине моих бедер. — Кстати, я думал ты херакнишь по ним значительно раньше. Или ногтями вопьешься, что есть сил.
— Или укушу вашу ладонь, чтобы оставить свой след до конца ваших дней.
— Не укусишь, мои руки были неизвестно где. А ты в рот всякую каку не берешь. А встать и полить мне руки антисептиком, затем еще залить их напоследок хлоргексидином, а потом уже укусить… ну знаешь так себе действие. Неинтересно.
— Согласна, неинтересно. Пока вы гладите мои ноги, давайте я уточню один момент. Вы с какой целью задали недавно упомянутые вопросы?
— А ты как думаешь?
— Думаю, для того, чтобы знать наверняка, что вас ожидает, когда вы решите со мной… выкоитуснуться.
— Вык…выкоитуснуться? Это что?
— Сергей Александрович, я немножко преобразовала слово коитус. Это — половой акт, если вы не знаете. Или половое сношение, секс, половая связь, соитие, копуляция, пенетрация. Или, может быть, вам ближе другое, более грубое употребление сего процесса? Тогда для вас — случка или долбежка, может быть еще перепих.
— Перепихончик мне больше нравится, как звучит, — с трудом проговаривает Алмазов, сдерживая смех.
— Точно, Сергей Александрович, все-таки вы в теме. Или может быть вам по душе жаргонное произношение? Тогда — дрючка.
— Скорее мне по душе порево.
— Можно еще жарево.
— Харево, — кажется, я не только услышала в ответ его смех, но и звук, похожий на хрюканье.
— Знаете, такого я не слышала.
— Ну вот не только же мне у тебя учиться. День прожит не зря, Полина Сергеевна.
— Совершенно точно не зря. Вы мне на кое-что открыли глаза. Сергей Александрович, а вообще не соблаговолите ли вы убрать свои ладони с моих ног?
— Не благосвалю.
— Тогда уж не соблаговолю.
— Да один х…х. хрен, — последнее слово Алмазов реально не может воспроизвести с первого раза. Он совершенно точно захлебывается от смеха, наклоняется вниз и утыкается лицом в собственные руки. Или в мои ноги и свои руки, я не совсем понимаю, что он там делает, пока пытаюсь уловить исходящие от него звуки.
— А чем вы сейчас занимаетесь, Сергей Александрович? Вы понимаете, как это странно выглядит и что могут подумать те, кто войдет в ординаторскую?
— Я нюхаю твои ноги, — наконец выдает Алмазов, после минутного созерцания мною его трясущегося от смеха затылка.
— И как?
— Как попа младенца, — откашливаясь, уже серьезнее произносит он, наконец отрываясь от моих ног.
— До того, как вы поменяли ему памперс или после?
— Однозначно после. Вкусно. Мне нравится, что-то медовое? Гель для душа? — да как он это делает?!
— Возможно. Я не помню.
— Итак, Полина Сергеевна, вернемся к жизненно важным вопросам, — откидывается на спинку стула, при этом скрещивает руки на груди.
— Только после вас.
— В смысле?
— В прямом. Я задаю вам вопрос, если вы на него отвечаете, я так уж и быть тоже. Только крайне честно.
— Ммм… хорошо.
— Вопрос очень интимный. И это не количество ваших сексуальных партнерш, которое вы естественно преувеличите.
— Ну давай, удиви меня, — снова улыбается.
— Только для начала вернемся к прошлому, вы с какой целью все-таки задавали те вопросы?
— Да, да, чтобы тебя выкы… выкоитуснуть. Правильно сказал?
— Ну пусть будет правильно.
— Про УК РФ и субординацию помню. Помню и скорблю. Итак, задавай свой вопрос, Полина Сергеевна.
— А вам член не мешает ходить, бегать, ездить на велосипеде? Вообще, как с ним живется?
Алмазов смотрит на меня в упор, и да, каюсь, мне тоже хочется улыбнуться ему в ответ. Благо, каким-то чудом сдерживаюсь, закусываю нижнюю губу и так же, как и он, скрещиваю руки на груди. Вместо хоть какого-нибудь ответа он осматривает меня с ног до головы, и так несколько раз, при этом вид у него такой, как будто сейчас он защищает кандидатскую.
— Мой вопрос слишком сложен для вас, Сергей Александрович?
— Полина, я согласен на тебе жениться, — совершенно серьезно произносит Алмазов, вызывая во мне на секунды состояние сродни ступора.