Мне хотелось купить щенка английского мастиффа — в друзья для нашего датского дога Стэнли, и когда я приехала к заводчику, один из щенков высунулся, увидев меня, и я выбрала его. Мы назвали его Барни. Обе собаки были очень, очень близки и привязались ко мне и моим детям. Они оба поразительные псы, совершенно особенные.
Стэнли один раз спас меня от ужасной беды, буквально впечатав своим телом в стену. Я за что-то выговаривала ему, как вдруг на нас помчался грузовик, одним колесом въехавший на тротуар, — он бы сбил нас, если бы Стэнли не столкнул меня с дороги. Он чувствовал, что происходит с людьми, и мы научились прислушиваться к нему. Если он чувствовал, что кто-то представляет опасность, он вел себя очень тихо и спокойно, и хотя рычания его не было слышно, я чувствовала его боевую готовность и видела, что его взгляд остановился на этом человеке.
Наш сосед угрожал мне и моей семье, он жестоко обращался с собственными детьми и женой, и хотя Стэнли никогда этого не видел, он начинал предупреждающе лаять всякий раз, как этот отвратительный человек проходил мимо нашего дома по улице. Он любил лежать у моих ног, пока я медитировала или вызывала духа в саду.
У Барни была взрослая душа; он никогда не кусался, как это делают щенки, не прыгал и всегда был очень отзывчив ко всем. Так ведет себя собака более старшего возраста. Он был очень счастлив рядом с людьми, в том числе с моими маленькими детьми, одному из которых было всего несколько месяцев.
Местный ветеринар обнаружил у Барни шумы в сердце, и мы решили отвезти его в Лондон, в больницу для животных, чтобы провести полное обследование. Я собиралась ехать вместе с мужем и грудным ребенком, но в день отъезда увидела своего мужа в костюме и с ошейником Барни в руках. Я попросила его подождать, но он сказал, что не будет брать с собой меня и ребенка (малыш выздоравливал после операции). Не было никакого смысла убеждать его в обратном, поэтому я взяла в руки мордочку Барни, поцеловала его и попросила, чтобы он вел себя хорошо.
В тот же день пришла плохая весть: Барни пришлось усыпить, а муж посчитал, что не стоит говорить мне об этом решении заранее. У меня было разбито сердце, хотя я и была согласна с ним, что это было сделано ради Барни: как оказалось, у него были повреждены все четыре сердечных клапана. Но я разозлилась, потому что он не посоветовался со мной и вообще ничего не сказал. Я даже не разговаривала с мужем несколько дней, настолько я была сердита.
В тот вечер я сидела на улице, глядя на закат, и курила. Подстилки собак находились в саду, и Стэнли лежал на своей, положив голову на подстилку Барни. Он сдвинул подстилки, чтобы быть ближе к своему умершему другу. Стэнли сопел, ощущая запах Барни на подстилке, и тихонько плакал, он даже не подошел ко мне, когда я позвала его. Я понимала, что он горюет.
Потом сквозь слезы я заметила, как в конце сада проступил силуэт — я поняла, что это Барни, который медленно шел по тропинке и смотрел на меня своим трогательным грустным взглядом. Глядя на него, я расплакалась навзрыд... а потом он испарился. Посмотрев на Стэнли, я поняла, что и он тоже видел Барни. Большой пес пристально смотрел на то место, где только что стоял его друг, а потом помчался ко мне, чтобы подарить мне свое утешение. Мы оба немного эмоциональны!
Я встала, собравшись вернуться в дом и приготовить чай, и вдруг услышала странные звуки. Стэнли бегал по саду сразу с обеими собачьими подстилками в зубах и тряс ими. Он положил постель Барни подальше от своей, а свою занес на ночь в дом. Он знал, что Барни домой не вернется.
Двоим из самых младших моих детей было одному восемнадцать, а второму три месяца, когда умер Барни, но после этого два или три года подряд каждое Рождество они играли с собачкой по имени Барни, который любил бегать по нижнему этажу дома. Никто кроме них собачку не видел, но дети сами сказали мне, как ее зовут и как она выглядит, хотя они оба были слишком малы, чтобы помнить живого Барни, к тому же у нас не осталось никаких его фотографий.
Сейчас им девять и одиннадцать, а они продолжают писать письма Барни, «вспоминая» о нем.
Стэнли умер в прошлом году в преклонном возрасте (одиннадцать с половиной лет) — хотя большинство датских догов живут не больше восьми, — но обе собаки приходят к нам через медиумов в церкви, чтобы поздороваться со мной и детьми.
Восемь лет назад мы с мужем развелись, и спиритуализм поддерживал меня все эти долгие годы, когда я одна растила пятерых детей. Сейчас я собираюсь получить степень работника социальной сферы и готова к тому, чтобы нас выбрала новая собака.