Чопра не был силен в технологиях.
– А такое вообще возможно?
– Слыхали о вирусе Стакснет? – ответил МакТэвиш. – Еще недавно все газеты о нем трубили. Такой хитрый вирус, что пришлось целый год разбираться, что же он делает. Он заражал компьютеризированные сети, управлявшие промышленными программируемыми логическими контроллерами – особенно теми, что управляют ядерными центрифугами в Иране. Заставлял центрифуги самоуничтожаться. Чертовски хорошо сработал.
– Как же грабители установили этот вирус?
– Думаю, так же, как и спрятали баллоны в статуе.
Чопра пришел к единственному возможному выводу.
– У них был свой человек в музее.
– Причем очень давно, скажу я вам. Должно быть, они потратили некоторое время, чтобы выскрести эту дыру в Кали.
МакТэвиш рассеянно похлопал себя по бокам.
– Неприятно это признавать, но эти ребята знают толк в своем деле. Мы имеем дело с бандой терпеливой, хитроумной, располагающей немалыми деньгами.
Настойчивая мысль, которая крутилась у Чопры в голове, теперь обрела очертания.
– Почему же охранники «Форс Ван», стоявшие у входа в галерею, их не остановили?
– Потому что грабители, как только оказались в зале, сразу заперли двери изнутри. Эти чудо-двери еще специально поставили на время выставки. Обшиты стальными панелями толщиной в пятнадцать сантиметров. Стоило ворам запереть их, и нашим друзьям из «Форс Ван» их было не открыть. Власти-то думали, что если будет нападение, то с переднего входа, и даже если клоунов из «Форс Ван» одолеют, бифитеры задраят люки и дождутся подкрепления. Когда они обнаружили дыру в задней двери, было уже слишком поздно.
Чопра покачал головой:
– Столько усилий! А украли лишь один предмет.
– Таков был план, Чопра. Они несколько месяцев планировали эту авантюру с единственной целью – украсть корону.
– Почему ее?
– Вы знаете почему.
– Из-за «Кохинура».
МакТэвиш кивнул.
– И остается вопрос на миллион долларов… Куда они делись, когда покинули этот зал? Как только витрину разбили, весь музей перекрыли. Джха говорит, что всех, кто был в музее, задержали и обыскали. Каждый угол прошли с металлоискателем. Он, может, и болван, но я уверен: если бы корона была на территории музея, он бы ее нашел.
– Куда же испарились грабители?
– Это большая загадка. Может, зададим этот вопрос их сообщнику из музея, когда его отыщем?
Чопра стал вспоминать предыдущий вечер. Мотор его памяти зажужжал, фокусируясь на лицах людей, которые окружали его в галерее. Учитывая, что за раз пускали только двадцать посетителей, он сделал вывод, что в зале находилось двадцать три человека, включая двух бифитеров и экскурсовода Кочара. Вспомнил, как услышал хлопки и увидел быстро расползающееся облако газа. На этом все оборвалось – пока он постепенно не пришел в себя, зарывшись лицом в красный ковер, на котором потерял сознание. Как он ошалело озирался, когда его взгляду предстало на первый взгляд непостижимое зрелище – разбитая витрина. Затем чьи-то грубые руки подняли его, когда охранники «Форс Ван» хлынули в галерею сквозь дыру в двери.
Он поставил пленку воспоминаний на паузу и перемотал назад.
Он вспомнил, как заходил в галерею, рядом шелестело шелковое сари Поппи, в ноздри ударил шлейф ее духов. Он вспомнил затянутый рассказ Кочара, скучающие лица бифитеров, когда они думали, что на них никто не смотрит. Вспомнил, как листал путеводитель и нагнулся, чтобы поближе разглядеть «Кохинур»…
И внезапно в голове его возникло лицо человека, которого он узнал за мгновение до взрыва. Вместе с лицом из глубочайшей ямы памяти вынырнуло и имя.
Булбул Канодия.
Чопре нужно было повидать еще одного человека до ухода из музея.
Кабинет директора музея располагался на втором этаже восточного крыла здания за галереей кураторов. Он постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа.
Профессор П. К. Патнагар сидел за тиковым столом, обхватив голову руками.
На самом столе творился бумажный апокалипсис. На углах, опасно накренившись, покачивались башни томов в кожаных переплетах. С белых стен грозно смотрели дипломы и сертификаты в рамках. Сверху громко трещал потолочный вентилятор. Измученного вида помощник в очках на серебряной цепочке кружил вокруг профессора, как встревоженный мотылек.