Веселье, охватившее его в воздухе, как ветром сдуло. Он понуро посмотрел на товарищей по путешествию – других у него не было.
И заметил, что Белому приходится еще хуже, чем ему. Гусь лежал неподвижно, вытянув шею. У него даже не хватило сил сложить крылья – они бессильно распластались по земле. Из клюва сочилась пена. Можно было подумать, он умирает. Глаза закрыты, дыхание еле слышно.
– Белый, милый! – У мальчика навернулись слезы. – Попробуй хотя бы воды попить. До озера два шага.
Но гусь не шевелился.
Нильс Хольгерссон, вообще говоря, довольно скверно относился к домашним животным, издевался над ними и дразнил. Белого гуся тоже, но теперь он был его единственной надеждой и поддержкой. Даже думать не хочется, что будет, если он его потеряет.
Он начал подталкивать и подтаскивать Белого к воде. Гусак был большой и тяжелый, так что работа, можно сказать, непосильная. Вряд ли бы он справился, если бы мокрую траву не затянуло скользким ледком, и в конце концов мальчик доволок гуся до озера.
Белый соскользнул в озеро головой вперед и несколько мгновений лежал, не шевелясь. Но потом поднял клюв, кое-как сложил крылья, помотал головой, стряхнул попавшую в глаза воду, чихнул и гордо поплыл в заросли тростника и камыша.
Дикие гуси полезли в воду сразу. Они даже не оглянулись на своего неожиданного спутника и тем более на гусиного наездника. Плескались, чистили перья, пощипывали перепревшие за зиму водоросли и бобовник.
Белый внезапно опустил голову в воду и сразу поднял: в клюве у него трепыхался маленький окунь. Он подплыл к берегу и положил мальчику в ноги:
– Спасибо, что помог до воды добраться.
Первый раз за весь день мальчик услышал доброе слово. Он так обрадовался, что хотел обнять гуся за шею, но не решился. И подарку тоже обрадовался, хотя сначала немного испугался – разве можно есть сырую рыбу? Но он был так голоден, что решил попробовать.
Пощупал, на месте ли ножик – он всегда носил его с собой в специальном чехольчике на брючном поясе. Нож был на месте, но и он тоже уменьшился и стал не больше спички.
Все же ему удалось почистить и выпотрошить окунька. Через несколько минут от рыбки остались одни косточки.
Съел – и ужаснулся. Люди не едят сырую рыбу. Значит, он уже не человек – гном. Гном, он и есть гном.
Мальчик даже не обратил внимания: пока он ел, Белый молча стоял рядом. Когда последняя косточка была обсосана, гусь тихо сказал:
– Ты наверняка заметил, что эти задаваки презирают домашнюю птицу.
– Заметил.
– Теперь для меня вопрос чести долететь с ними до Лапландии и доказать, что и домашние гуси не такие уж недотепы.
– До Лапла-андии?..
Он не поверил своим ушам. Хотел возразить, но не посмел.
– Но, боюсь, одному мне не справиться. И я хотел тебя спросить… ты не смог бы полететь со мной?
Мальчик, разумеется, ни о чем другом и думать не хотел, как поскорее вернуться домой. Вопрос его так ошарашил, что он не сразу нашелся что ответить.
– Я-то думал, ты меня считаешь врагом, – пролепетал он наконец.
Но Белый, похоже, уже забыл, что они враги. У гусей короткая память, они не помнят обиды. Белый помнил главное: этот гномик спас ему жизнь.
– Я бы хотел вернуться к маме с папой, – немного осмелел мальчуган.
– А я тебя отвезу к ним. Ближе к осени. Не бойся, не брошу. Доставлю прямо на порог.
А может, не так уж и глупо – не показываться родителям в таком виде… И мальчик хотел было согласиться, как услышал за спиной нестройный шум. Дикие гуси вышли из воды и дружно отряхивались. Привели себя в порядок, выстроились в шеренгу и направились к Белому. Само собой, во главе колонны шла предводительница.
Белому стало не по себе. Он ожидал, что дикие гуси – такие же гуси, как он сам. Что-то вроде близких родственников. В полете он не успел их разглядеть, не до того было. А теперь оказалось, что они совсем другие. Намного меньше, чем он. Недоростки. И ни одного белого! Все серые, с коричневатым отливом. А глаза… Белый даже немного испугался. Глаза светились желтым зловещим огнем, словно где-то там в голове у них полыхал костер. И как они ходят! Белого всегда учили: ходить надо степенно, неторопливо, враскачку и с достоинством. А эти почти бегали. Но больше всего Белого поразили лапы: большие, бугристые, в шрамах и трещинах. Много повидавшие лапы. Им не приходится выбирать, куда ступить. Никто не посыпает им дорожки гравием.
В общем и целом, гуси выглядели довольно аккуратно, но лапы их выдавали. Видно было, диким гусям недешево дается свобода.