— Да, рентгеновские лучи проникают в различные, даже металлические предметы на десятки сантиметров, — подтвердил Борис. Но я не только их имею в виду. Есть другие лучи, еще более мощные. Они приходят на землю из мирового пространства и называются поэтому космическими — от слова «космос», что значит «мир». Эти лучи обладают способностью пронизывать «непрозрачные» вещества на глубину десятков метров. Их обнаруживают глубоко под землей, в шахтах, с помощью специальных приборов.
— Но заполучить в свое распоряжение такие лучи очень трудно, — возразил я. — Пока же для моих глаз и для глаза моего фотоаппарата кирпич, увы, непроницаем. Если ты хочешь, чтобы я заснял тебя в производственной обстановке, то оставь свой кирпич, а возьми в руки вот этот омметр или какой-нибудь прибор и сделай сосредоточенное лицо.
— В моих руках, — торжественно сказал Борис, — имеются лучи не менее чудесные, чем инфракрасные, рентгеновские или космические. Это совершенно новые лучи, которые обладают поразительными свойствами.
Он положил кирпич, подошел к похожей на пушку установке и стал снимать с нее синий чехол.
Я увидел массивную тумбу, на которой покоился металлический, похожий на несгораемый шкаф ящик со множеством рукояток, как у телевизора. Из ящика выходил сверкающий никелем ствол.
— Ты будешь видеть сейчас сквозь камни и даже фотографировать!
С этими словами мой друг откинул дверцу с боковыми стенками, образовавшими козырек, как это бывает, когда открываешь матовое стекло у фотокамеры-«зеркалки», Внутри козырька оказался экран, молочная поверхность которого, размером приблизительно с ученическую тетрадь, была совершенно чиста.
— Я посылаю лучи в любом направлении.
Борис повернул одно, потом другое маховое колесо, и блестящий ствол двинулся налево, затем книзу.
— Они пронизывают камень или любой другой материал на заданную глубину, — продолжал он. — Часть лучей отражается при этом от встречных предметов. Отраженные лучи улавливаются вот этой электромагнитной линзой и отбрасываются на флюоресцирующий экран. Так же как ты с помощью твоего фотоаппарата можешь получить резкое изображение выбранного тобой предмета, а все, что лежит впереди или позади него, выйдет неясным и размытым, так и я могу поймать в фокус зрения этого «ультраглаза» любой предмет на удалении до ста метров. Все, что не в фокусе, не будет видно вовсе. Вращая рукоятку настройки, можно изменять глубину резкости. «Ультраглаз» видит все, что находится в радиусе его действия, за какими бы материальными преградами этот предмет ни скрывался.
Говоря это, мой друг поставил ствол «ультраглаза» горизонтально и начал трогать руками маленькие рукоятки, производя, по-видимому, настройку прибора.
— Откуда же берутся эти лучи? — спросил я. — Тоже из мирового пространства?
— Они создаются искусственно, — ответил Борис. — Для искусственного получения этих лучей и создания «ультраглаза» потребовался источник энергии неслыханной прежде мощности.
Я оглянулся, ища толстые шины и гигантские изоляторы, какие привык видеть около сверхмощных высоковольтных установок, которые мне приходилось фотографировать. Ничего подобного не было. От стенного штепселя к «ультраглазу» тянулся простой осветительный шнур, словно он питал энергией не сверхмощную установку, а обыкновенный фонарь. Впрочем, этот ток использовался, как я узнал после, для освещения шкалы и для приведения в действие электромоторчиков, облегчающих работу с «ультраглазом».
— Источник энергии находится внутри. — пояснил Борис, заметив мое недоумение, и указав на массивный ящик прибора. — Это небольшой кусок урана. С тех пор как найден способ использования атомной энергии, ученые и конструкторы получили мощное средство, позволяющее решать задачи, которые прежде казались невозможными для человека и считались под силу только таким космическим «экспериментаторам», как, Солнце. Но помоги мне подвинуть «ультраглаз».
Установка сравнительно легко катилась на своих колесах по гладкому полу. Во всяком случае, вдвоем мы ее свободно сдвинули с места.
— В романе Лесажа «Хромой бес», написанном в начале восемнадцатого века, — сказал Борис, — его герой бес Асмодей летал над городом и заглядывал под крыши домов. Мы сейчас станем подобными асмодеями и посмотрим, что делается внутри дома, в котором ты живешь.
Я предложил подкатить для этого «ультраглаз» к окну. Мне не терпелось испытать на практике этот странный прибор, в силу которого я еще не совсем верил. Но мой друг возразил, что подтаскивать его сверхзоркую машину к окну вовсе не обязательно, она даже «не заметит» стены лаборатории. «Ультраглаз» видит через кирпич так же, как наш глаз сквозь стекло. Его можно поставить где угодно. Надо только, чтобы нам самим было удобно, глядя в окно, выбирать объект для наблюдения и в то же время управлять перемещением ствола и механизмами настройки «ультрагаза».
— Твою комнату я уже видел, — сказал Борис. — Давай наведем на соседнюю квартиру. Кто там живет?
— Скрипач Сабуров.
Тонкие пальцы Бориса вращали рукоятки прибора. Внезапно раздался легкий шорох, и молочно-белый экран «ультраглаза» окрасился в голубоватый тон. По нему проскочило несколько яркосиних искр, потом появились неясные контуры комнаты. Я увидел стену с полосатыми обоями и висящие на ней часы.
Но впереди в воздухе висела какая-то сетка, мешавшая наблюдению: я различил воздушные, просвечивающие кирпичи.
Борис тронул рукоятку резкости: кирпичная сетка исчезла, внутренности комнаты как бы придвинулись, изображение стало более отчетливым и чистым.
Можно было ясно видеть худощавую фигуру музыканта, водившего смычком по скрипке, нагнувшись к нотам на пюпитре рояля; дочь аккомпанировала ему.
— Теперь поедем книзу!
Изображение на экране поплыло вверх, ноги скрипача уходили за верхнюю кромку экрана, а снизу надвигалась висящая под потолком люстра, затем круглый стол под ней, наконец показался паркетный пол.
— Стоп! Хватит!
Но комната, изображение которой мы видели, была пуста. Мы двинули «ультраглаз» влево и очутились в кухне — тоже пустой.
В следующей комнате этой квартиры нас ждало необычное зрелище. На столе, покрытом чем-то вроде сложенной простыни, стоял электрический утюг. Какое-то темное пятно окружало утюг. Оно расплывалось, увеличивалось.
— Что это такое? — удивился я. Похоже было на процесс появления большой фотопластинки. Но тут же я догадался: — Да ведь это пожар! Вернее, он сейчас произойдет. Утюг оставлен невыключенным и… Борис! Надо его сейчас же выключить.
— Ну, — возразил Борис, — «ультраглаз» не может выключать электрические утюги. Скажи, какой номер этой квартиры — хотя бы приблизительно? Ты ведь живешь в этом доме…
Он стоял у телефонного аппарата и набирал номер.
— Кажется, сорок третья.
Через две минуты мы увидели на экране «ультраглаза», как на столе затрепетало пламя.
А еще через минуту в комнату ворвались двое пожарных, которые быстро потушили начинавшийся пожар.
У меня отлегло от сердца.
— Вот, видишь, это один из примеров полезного применения нового прибора, — заметил Борис. — Но что ты там вздыхаешь с таким сожалением.
— Да как же не вздыхать, — сказал я, показывая на экран. — Вот академик Березников. Мне заказали его фотографию для журнала. Я с ним договорился, он сам также просил меня снять его, — ему нравится моя работа. Но, представь, живем в одном доме и не можем встретиться. То его нет, то я на съемке. Он страшно занятой человек. И вот сейчас, видишь, ходит по комнате и нагибается над чемоданом. Уезжает на три месяца. Я, наверное, не успею даже перебежать улицу. Видишь, он смотрит на часы… Экая досада!
— Так чего же ты стоишь, разиня рот? Снимай! Ведь фотоаппарат у тебя в руках!
— Да, но у моего фотоаппарата обыкновенный объектив, а не «ультраглаз». Он через стены не снимает.