– Подслушиваешь, хохотунчик? Нехорошо это! Ох, нехорошо… – зловеще зашипел Дорокорн, стараясь сделать свой голос более низким, одновременно с этим медленно приближаясь к скромно стоявшему герониту. Дорокорн нависал над ним, словно скала, расставив руки с растопыренными пальцами, будто собираясь сжать этого несчастного в своих могучих дружеских объятиях.
– Ну, готовься, малыш, сейчас узнаешь, почём фунт лиха! Мало того, что вы мне какой-то смердящий мешок на голову напялили, подслушиваете тут, так ещё и насмехаться надо мной вздумали! Вот ты-то мне как раз и нужен! Ты, дружок, мне сейчас за всех ответишь!
Вид у Дорокорна был жутким, ясно было, что он рассвирепел и готов на полном серьёзе выполнить свою угрозу. На месте маленького геронита я предпочёл бы провалиться куда-нибудь, хоть под землю! Но геронит оказался вовсе не из трусливого десятка! Он предостерегающе выставил вперёд волосатую руку и проговорил высоким писклявым голосом, ещё почище, чем у самого Дорокорна, к нашему всеобщему удивлению:
– Окстись, храбрый воин! Я ведь брат твой, разве ты сам не слышишь этого? Брат не только по духу. И прикрой, пожалуйста, свой рот, а то, того и гляди, туда ненароком муха залетит и гнездо совьёт.
Мы так и обалдели! Причём одновременно. А Дорокорн даже не обалдел, он категорически и бесповоротно опупел, патологически, с осложнениями и надолго! Медленно закрыв рот и замерев на месте, ничего не понимающий Дорокорн остановился, как вкопанный. Он нахмурил брови и принялся глуповато сосредоточенно всматриваться в своего новоиспечённого духовного братишку. А тот продолжал стоять с нелепо выставленной вперёд рукой вместо того, чтобы скоренько слинять куда-нибудь, пока у него была на то хоть какая-то возможность. Геронит вызывающе нагло таращился своими бесстыжими глазами, буквально буравил насмешливым взглядом поражённого сверх всякой меры Дорокорна.
Вдруг Дорокорн удивлённо всхлипнул и вымолвил:
– Максимка… Ты, что ли, хитрая бестия?
– Наконец-то догадался! – радостно констатировал домовой.
Все облегчённо вздохнули. Это было очень хорошо, что Максимка сам появился именно в это время. Просто замечательно! Мы теперь могли договориться с ним о том, что если с нами здесь случится что-нибудь нехорошее, то он должен будет сообщить об этом лесным людям, а те, в свою очередь, через местного лесовика передать эту прискорбную весть на Опушку Сбора. После этого мы опять прильнули к смотровым отверстиям. Снаружи ничего особенно не изменилось, только Юриник подскакивал и жестикулировал менее интенсивно, и в кругу рядом с ним появилось ещё несколько геронитов. Они пристально его разглядывали, иногда даже несмело ощупывали, от чего наш робкий Юриник невыносимо сильно смущался.
– Что я вижу? – с явной заинтересованностью вопрошал Дорокорн, адресуя свой вопрос не кому-то конкретно, а рассуждая сам с собой. – У нашего подземного человека никак появилась многочисленная свита восторженных почитателей! Постойте-постойте, не могу поверить своим глазам! Ущипните меня скорей кто-нибудь, я не сплю? Да это же никак… точно, так и есть, надо же! Да ведь это самые настоящие женщины, только волосатые! Ха-ха-ха! Они его там, что… сватают, что ли?
Пока Дорокорн таким образом общался сам с собой, мы с дедом приглушённо фыркали, но в какой-то момент чаша нашего терпения оказалась переполнена и мы, дав себе волю, рассмеялись от души. Гулкое эхо разнесло наш смех далеко-далеко, вдобавок многократно его усилив. Естественно, это не могло не достигнуть чуткого слуха Юриника, который сразу бросил в нашу сторону укоризненный взгляд, всем своим видом показывая резкое категорическое неодобрение, вызванное нашим неосмотрительным поведением. Уж он-то, конечно, прекрасно понимал, над кем и почему мы можем смеяться в такой ответственный момент. В момент, когда сам он вынужден был отдать всего себя без остатка, чтобы выглядеть как можно убедительней, и одновременно с этим ослабил контроль над собой, рискуя показаться сторонним зрителям, коими мы и являлись, потешным. И если Юринику всё было ясно и понятно, то герониты, напротив, в некотором недоумении начали оборачиваться в нашу сторону и поглядывать на наши окошки с озадаченным видом. Ну, правильно, по их-то разумению мы должны были сейчас трястись от страха в ожидании своей чудовищно-нелёгкой участи, находились целиком и полностью в их власти, и они могли сделать с нами всё, что угодно. Сейчас ведь решалась наша дальнейшая судьба, а тут вдруг, на тебе, смех! К чему бы это? Странно. А не сошли ли мы все разом с ума от пережитых волнений?