— Как величать вас, матушка? — спросила Саньцяо.
— Фамилия моя Сюэ, живу я тут, в переулке, и мы, можно сказать, соседи.
— Вы только что отказались продать свои вещи. Почему это? — спросила Саньцяо.
— Если бы я не желала продать их, мне незачем было бы их и выносить, — улыбаясь, ответила старуха. — Но, смешно сказать, — продолжала она, — тот приезжий торговец только выглядит таким представительным и образованным человеком, а в вещах ну нисколечко не разбирается. — С этими словами она раскрыла коробку, вынула оттуда несколько наколок и серег и передала их хозяйке.
— Вот посмотрите. Одна работа чего стоит! А цена, которую он предлагал, это же просто безобразие! Разве хозяин, у которого я беру эти вещи на продажу, поверил бы, что я понесла такой убыток. — Затем старуха вынула несколько связок жемчуга: — А этот первосортный жемчуг! Да такие, как этот покупатель, ничего подобного и во сне не видывали!
Саньцяо поинтересовалась, сколько старуха просит за украшения и за сколько покупатель соглашался взять их.
— Да, действительно, маловато он давал за них, — заметила Саньцяо, услышав ответ старухи.
— Уж, конечно, в подобных делах разбираются лучше женщины из богатых семейств. Куда там мужчинам до них! — проговорила старуха.
Саньцяо велела служанкам подать чай.
— Не беспокойтесь, — отказывалась старуха, — у меня есть одно важное дело, и я, собственно, и шла-то туда, да вот встретила этого торговца, и проморочил он меня целых полдня. Действительно, «договариваться купить или продать — только время терять». А вот коробку мою хочу просить разрешения оставить пока у вас. Я скоро вернусь за ней.
Старуха направилась к выходу, и Саньцяо велела служанке проводить ее.
Украшения, которые увидела Саньцяо, очень понравились ей, и она с нетерпением ждала возвращения старухи, чтобы договориться о цене. Но та целых пять дней не появлялась. На шестой день после обеда вдруг разразился ливень. Через некоторое время раздался стук в ворота. Саньцяо велела служанке открыть и посмотреть, кто там. Это оказалась старуха Сюэ, вся промокшая, с дырявым зонтом в руке. Со словами:
она поставила зонт возле лестницы, поднялась наверх, поздоровалась с Саньцяо, кланяясь, как подобает, и извинилась:
— Хозяюшка, я ведь в тот день не сдержала слова, так и не вернулась.
— Где же вы пропадали все эти дни? — поспешно отвечая на приветствие, спросила Саньцяо.
— Дочь моя, благодарение небу, родила мне внука, и я отправилась к ней. Провела там несколько дней и только сегодня вернулась. В пути меня застиг дождь, пришлось завернуть к знакомым одолжить зонтик, а он оказался дырявым. Ну и везет же мне!
— А сколько у вас детей? — поинтересовалась Саньцяо.
— Один сын, уже женат, и дочерей четверо. Вот внук родился у самой младшей, а выдали мы ее *второй женой за господина Чжу из Хуэйчжоу. Он держит соляную лавку у нас тут, возле Северных ворот.
— А вы, матушка, совсем не цените своих дочерей. Разве здесь, в нашем краю, мало мужчин, которые имеют по одной жене? И не жаль вам было отдавать собственную дочь за человека из другого, далекого края?
— Знаете, женщине куда выгодней выходить замуж за торгового человека из чужих краев, — проговорила в ответ старуха и продолжала: — Вот, к примеру, первая-то его жена у него дома, на родине, а моя дочь хоть и является второй женой, но живет здесь при лавке как полноправная хозяйка. И слуги в ее распоряжении, и пользуется она теми же благами и правами, какие имеет старшая жена. Всякий раз, когда я бываю у них, ее муж встречает меня с большим почтением, относится ко мне словно к старшей в семье. А теперь, когда родился внук, будет и того лучше.
— Значит, вам повезло, удачно выдали, — заметила Саньцяо.
Тем временем Цинъюнь подала чай.
— Раз сегодня день такой дождливый да и дел у меня никаких нет, — заговорила старуха, попивая чай, — то хотела бы попросить вас дозволить мне взглянуть на ваши украшения, чтобы хоть запомнить, как некоторые из них сделаны.
— Только не смейтесь, пожалуйста, — отвечала Саньцяо, — у меня они все очень простой работы.
Она достала ключ, открыла сундук и стала вынимать из него головные наколки, шпильки, булавки, ожерелья и прочее.
— Ну, знаете, после таких драгоценностей, что́ могут стоить мои в ваших глазах! — глядя на все это, восхищалась Сюэ.