— Видите ли, мать моя кое о чем догадывалась и, чтобы избежать позора, научила меня, как притвориться девственницей. Вот и удалось скрыть правду.
— Но пока вы не были замужем, вам, наверное, приходилось часто спать и одной? — спросила Саньцяо.
— Да, приходилось. Но помню, когда брат уезжал куда-нибудь, я спала с его женой.
— Какой же, собственно, интерес спать с женщиной?
Тут старуха подсела к Саньцяо и сказала:
— Вы не знаете, милая; если обе женщины понимающие, то это так же приятно и это тоже, как говорится, «укрощает огонь».
— Не верю! Врете вы! — воскликнула Саньцяо, хлопая старуху по плечу.
Сюэ, видя, что страсти у Саньцяо разгораются, нарочно стала подливать масла в огонь:
— Мне вот, старой, пятьдесят два года уже, и то ночью часто, бывает, глупости всякие лезут в голову, да так, что просто не сдержать себя. А вы ведь молодая... Хорошо, что вы из скромных.
— Неужели вы все еще знаетесь с мужчинами когда, как вы говорите, вам бывает трудно удержаться?
— Ну что вы! Увядший цветок, засохшая ветка ивы — кому я теперь нужна? — ответила на это старуха и продолжала: — Да уж ладно, не буду скрывать от вас, милая: я знаю способ, как самой находить удовольствие, — это на крайний случай.
— Неправду вы говорите! Что это еще за способ?
В ответ на это старуха сказала:
— Ладно! Погодя ляжем спать — все объясню.
В это время залетевшая бабочка стала кружиться возле светильника, и старуха хлопнула по ней с расчетом, чтобы погас свет.
— Ой! — воскликнула она, когда стало темно. — Пойду схожу за огнем.
Она направилась к входной двери на второй этаж и сняла запор. К тому времени Далан уже сам потихоньку пробрался наверх и давно стоял возле входа. Пока все шло как было задумано. Открыв дверь, она вернулась назад.
— Ох, забыла лучину захватить! — громко сказала старуха, ведя за собой Далана. Уложив его в спальне на свою тахту, Сюэ спустилась вниз, а возвратясь, заявила:
— Уже поздно, на кухне все огни загасили. Как быть?
— Я привыкла спать при свете. Ночью, когда темно, мне страшно.
— Ну, тогда я, старая, лягу с вами. Как вы?
Саньцяо, которой очень хотелось расспросить ее о способе на крайний случай, ответила:
— Хорошо.
— Тогда вы ложитесь первая, — сказала старуха, — а я запру входные двери наверх и вернусь.
Саньцяо разделась и легла.
— Ложитесь и вы поскорее, — попросила она.
— Сейчас иду, — ответила старуха, а сама тем временем подняла Далана с тахты и подтолкнула его, уже раздетого, к постели Саньцяо.
Коснувшись голого тела, Саньцяо проговорила:
— Вы, матушка, хоть и в летах, но, оказывается, такая гладкая.
Далан, разумеется, молча залез под одеяло.
Саньцяо выпила лишнего, и глаза у нее уже слипались. К тому же старуха так раздразнила ее разговорами, разожгла в ней чувства, что она была сама не своя... И потому свершилось то, чего хотел Далан.
Далан, этот бывалый человек, изведавший сладость любовных встреч, знал все тонкости в подобных делах и довел Саньцяо до того, что у нее буквально «душа рассталась с телом». И только когда, как говорится, «прекратилась буря и тучи рассеялись», Саньцяо наконец спросила:
— Кто ты такой?
Далан подробно рассказал ей, как случайно ее увидел, как она понравилась ему и он не мог оставить мысли о ней, как умолял старуху что-либо придумать.
— И вот теперь, когда свершилось то, чего я хотел больше всего в жизни, я могу *умереть с закрытыми глазами.
Тут к кровати подошла сама Сюэ.
— Так просто я не осмелилась бы решиться на такое, — сказала она, обращаясь к Саньцяо. — Мне было жаль смотреть, как в одиночестве уходят ваши молодые годы; да и господина Чэня я хотела спасти. Можно сказать, что я тут ни при чем, — продолжала она, — так уж, по-видимому, было суждено вам обоим.