Итак, старуха Сюэ договорилась с Даланом, что в этот вечер они попытаются добиться успеха. Во второй половине дня заморосил дождь, и когда наступил вечер, ни луны, ни звезд не было видно. Далан в темноте следовал за старухой. Подойдя к дому Саньцяо, ока велела ему притаиться, а сама стала стучать в ворота. Цинъюнь зажгла *бумажный фонарик, вышла во двор и открыла ворота. Тут старуха умышленно стала шарить в рукавах.
— Обронила где-то *полотенце, — сказала она. И, обращаясь к служанке, попросила: — Доченька, уж потрудись, поищи-ка, пожалуйста!
Цинъюнь пошла с фонариком вперед, а старуха, улучив момент, махнула рукой Далану, и тот проскользнул в ворота. Она провела его в дом, спрятала внизу, в проеме за лестницей, и тут закричала:
— Нашла, нашла! Не ищи!
— Вот хорошо, а то свеча у меня как раз догорела, — ответила ей служанка. — Пойду возьму другую, чтобы посветить вам.
— Не нужно, — возразила старуха, — я хорошо знаю, как у вас тут пройти.
Вдвоем с Цинъюнь они заперли внизу дверь и ощупью поднялись наверх.
— Что это вы потеряли? — спросила Саньцяо.
— Вот эту вещичку, — проговорила старуха, показывая полотенце. — Она хоть ничего не стоит, зато это подарок от одного продавца из Пекина, а ведь, как говорится, «легок пух, привезенный в подарок издалека, да дорого вниманье».
— Уж не старый ли ваш дружок подарил вам его на память? — пошутила Саньцяо.
— Вы недалеки от истины, — улыбаясь, ответила старуха.
В тот вечер они смеялись, шутили, пили вино.
— У нас так много закусок и вина. Не дать ли чего-нибудь кухаркам? — предложила старуха. — Пусть им тоже будет весело, пусть и у них будет праздник.
Саньцяо тут же велела служанке отнести вниз, на кухню, четыре блюда закусок и два *чайника вина. Кухарки с пожилым слугой выпили, и вскоре все трое разошлись — каждый к себе отдыхать.
За вином, во время разговора, старуха спросила:
— Что это господин ваш все не возвращается?
— Да, уж полтора года прошло, — ответила Саньцяо.
— Пастух и Ткачиха и те раз в год встречаются, а вы, получается, уже на полгода больше ждете. Впрочем, известно ведь, что «чиновник — первая фигура, за ним — разъезжающий торговец». Так есть ли такой край, где бы они не нашли себе *«ветерок, цветы, снег и луну», когда оказываются вдали от дома?
Саньцяо вздохнула, склонила голову, но ничего не ответила.
— Ой, кажется, я лишнее сболтнула, — проговорила старуха. — Сегодня ночь встречи Пастуха и Ткачихи, надо пить и веселиться, а не заводить разговор о том, что расстраивает человека. — С этими словами старуха налила вина и поднесла его Саньцяо.
Обе уже сильно захмелели, когда старуха налила вина и поднесла прислуживавшим за столом Цинъюнь и Нуаньсюэ.
— Выпейте за радостную встречу Пастуха и Ткачихи, — предложила им старуха. — Да пейте побольше: потом выйдете замуж за любимого и любящего вас человека и будете с ним неразлучны.
Предлагала она так настойчиво, что служанкам, хоть они того и не хотели, пришлось выпить. Пить они не привыкли и потому сразу опьянели. Тогда Саньцяо приказала им запереть входные двери на втором этаже и отправляться спать, а сама продолжала пить со старухой.
Старуха пила и не переставая говорила то о том, то о сем.
— Сколько вам было лет, когда вы вышли замуж? — спросила она, между прочим, Саньцяо.
— Семнадцать, — ответила та.
— Поздно вы лишились девственности. Можно сказать, не пострадали. А вот со мной это случилось уже в тринадцать лет.
— Почему это вы так рано вышли замуж?
— Вышла-то я, когда мне было восемнадцать, — ответила старуха. — Но, откровенно говоря, задолго до того соблазнил меня сын соседей, у которых я училась шитью. Увлекла меня его красота, я и поддалась. Сначала было очень больно, но после двух-трех встреч я познала удовольствие. А у вас тоже так было? — спросила она хозяйку.
Саньцяо в ответ лишь улыбнулась.
— В этом деле, пожалуй, лучше и не понимать всей прелести: поймешь, потом не бросить — такое с тобой творится, что места не находишь. Днем еще куда ни шло, а ночью — просто невыносимо!
— Вероятно, когда вы жили у своих родных дома, многих повстречали людей, — проговорила Саньцяо. — Но как же вам удалось выйти замуж и утаить, что вы не невинный цветок?
— Видите ли, мать моя кое о чем догадывалась и, чтобы избежать позора, научила меня, как притвориться девственницей. Вот и удалось скрыть правду.
— Но пока вы не были замужем, вам, наверное, приходилось часто спать и одной? — спросила Саньцяо.
— Да, приходилось. Но помню, когда брат уезжал куда-нибудь, я спала с его женой.
— Какой же, собственно, интерес спать с женщиной?
Тут старуха подсела к Саньцяо и сказала:
— Вы не знаете, милая; если обе женщины понимающие, то это так же приятно и это тоже, как говорится, «укрощает огонь».
— Не верю! Врете вы! — воскликнула Саньцяо, хлопая старуху по плечу.
Сюэ, видя, что страсти у Саньцяо разгораются, нарочно стала подливать масла в огонь:
— Мне вот, старой, пятьдесят два года уже, и то ночью часто, бывает, глупости всякие лезут в голову, да так, что просто не сдержать себя. А вы ведь молодая... Хорошо, что вы из скромных.
— Неужели вы все еще знаетесь с мужчинами когда, как вы говорите, вам бывает трудно удержаться?
— Ну что вы! Увядший цветок, засохшая ветка ивы — кому я теперь нужна? — ответила на это старуха и продолжала: — Да уж ладно, не буду скрывать от вас, милая: я знаю способ, как самой находить удовольствие, — это на крайний случай.
— Неправду вы говорите! Что это еще за способ?
В ответ на это старуха сказала:
— Ладно! Погодя ляжем спать — все объясню.
В это время залетевшая бабочка стала кружиться возле светильника, и старуха хлопнула по ней с расчетом, чтобы погас свет.
— Ой! — воскликнула она, когда стало темно. — Пойду схожу за огнем.
Она направилась к входной двери на второй этаж и сняла запор. К тому времени Далан уже сам потихоньку пробрался наверх и давно стоял возле входа. Пока все шло как было задумано. Открыв дверь, она вернулась назад.
— Ох, забыла лучину захватить! — громко сказала старуха, ведя за собой Далана. Уложив его в спальне на свою тахту, Сюэ спустилась вниз, а возвратясь, заявила:
— Уже поздно, на кухне все огни загасили. Как быть?
— Я привыкла спать при свете. Ночью, когда темно, мне страшно.
— Ну, тогда я, старая, лягу с вами. Как вы?
Саньцяо, которой очень хотелось расспросить ее о способе на крайний случай, ответила:
— Хорошо.
— Тогда вы ложитесь первая, — сказала старуха, — а я запру входные двери наверх и вернусь.
Саньцяо разделась и легла.
— Ложитесь и вы поскорее, — попросила она.
— Сейчас иду, — ответила старуха, а сама тем временем подняла Далана с тахты и подтолкнула его, уже раздетого, к постели Саньцяо.
Коснувшись голого тела, Саньцяо проговорила:
— Вы, матушка, хоть и в летах, но, оказывается, такая гладкая.
Далан, разумеется, молча залез под одеяло.
Саньцяо выпила лишнего, и глаза у нее уже слипались. К тому же старуха так раздразнила ее разговорами, разожгла в ней чувства, что она была сама не своя... И потому свершилось то, чего хотел Далан.