– Аааа… На помойке нашел, – сказал Генка. – Правда, двух клавиш не хватает. Но и у меня, как видишь, – он показал свою кисть и хохотнул, – как раз двух нет. Так что, у нас с ней пар… па-ри-тет.
У Генки действительно не было двух пальцев на руке. Потерял, когда пятиклассником откопал гранату на Муринском ручье и решил ее разобрать. Посмотреть, что внутри. Еще легко отделался. Кстати, с тех пор он Генка-минер.
– Что-то печатаешь? – поинтересовалась я.
– Так… Иногда в голову мысли полезут – сяду, печатаю.
Я ушла спать на кушетку. Последнее, что запомнила, проваливаясь в сон, – как Генка в углу стучал на пишущей машинке, периодически чертыхаясь. По пьяни, сказал, жуткое вдохновение накатывает. А Муха с Костей погрузились в философские темы:
– Где граница между добром и злом? – Заплетающийся голос Мухи.
– Добро, Лешка, заканчивается на деньгах…
– Вот не пойму, Костя, Мавроди – он финансовый гений или нет? Генка говорит, что гений. А ты как думаешь?
– Дай сто рублей. Я только подержу и отдам.
– Точно?
– Точно.
– Ну, на.
– А если не отдам, то я – финансовый гений?
Наутро меня разбудил какой-то звон и шум. Открыла глаза, приподнялась на локте. Поняла – шумит в голове, звенит снаружи. Кто-то долго давил на входной звонок, будто палец приклеил и не мог отод рать. Потом колошматили по металлической двери – вероятно, ногой. Костя уже или еще не спал. Муха лежал бревном на сдвинутых в ряд стульях.
– О-оох, – заохал Муха, стулья под ним заскрипели. – Гена-а! Ты где? Отопри… кого там несет… дьявол… Геночка-а!
Костя взял стакан со стола, направился к умывальнику – довольно большой и глубокой раковине, в которой при желании и труп можно помыть. Налил воды, протянул стакан Мухе:
– Нет Генки. Ни свет, ни заря убежал за «Русской». Наскреб шесть тысяч и убежал.
Муха, отмахнувшись от стакана, опять замычал.
Пришлось нам с Костей встречать посетителей. Я быстро смыла с лица остатки самоутверждающего макияжа. Костя шепнул, что я красивая и беззащитная. Над раковиной висело зеркало с чернеющими краями. Глянула в него – бледная кожа, немного опухшие веки и косящие глаза. Что тут красивого? Смутилась и сказала как можно равнодушнее:
– Пойдем откроем, а не то дверь выломают.
Посетителей было двое. Типичные бандиты. Один – смугловатый, с копной черных волос и крючковатым носом. Все время нервно подмигивал и улыбался. У другого – шрам от уголка рта до уха, с небрежными следами работы хирурга. Из-за шрама казалось, что этот тоже улыбается. Но улыбка была мрачная и вызывала страх. Вдобавок у него был нос набекрень – с ломаной костью.
– Извините, – сказал Мрачный и сплюнул через дырочку на месте отсутствующего зуба. – У вас тут наш коллега задержался. Василий Гнедой. Вот документики. Просим выдать.
Смугловатый подмигнул и улыбнулся, обнажив зуб из желтого металла.
К счастью, в дверях появился Генка. С «Русской» в руках. Быстро, по-деловому проверил документы у Мрачного. Заглянул в журнал учета. Сказал – минуточку! И скрылся в глубине морга.
Смугловатый окинул взглядом Костю:
– А ты что прифрантился, фраер? В форме и с автоматной рожей.
– Так надо, – спокойно ответил Костя.
– Надо, гришь… А ты зырил кинишку такую – «Охота за Красным Октябрем», мать его?
– А что такое?
– Так вот, чтоб ты знал. Капитан – гнида.
Тут вернулся Генка. Растерянный. Мельком взглянул на нас с Костей:
– Не могу найти уважаемого покойника… Был, судя по журналу учета… А нету…
– Пардоньте, – вкрадчиво сказал Мрачный и сплюнул. – Я человек вежливый. Но можно поинтересоваться – как это «нету»? У нас все готово – памятник, гроб, место на кладбище. Кто ответит?
– Блудняк, – согласно подмигнул Смугловатый.
Достал из кармана ножик, повертел его и спросил:
– Дурь, что ли, приняли?
– Мы отыщем, – спохватился Генка, уставившись на ножик Смугловатого. – Бывает, затерялся.
– Обязательно отыщем! – дружно кивнули мы с Костей.
– Ну-ну. – Смугловатый обнажил желтый зуб. – Блесните чешуей. Не то закопаем вместо Васи.
Братки оставили костюм для Васи Гнедого – красные брюки и пиджак из рыжего бархата. Дубовый гроб с золотыми вензелями, покрытый темным лаком, поставили в траурный зал. Дали нам час жизни. Муха пришел в чувство после спасительного глотка «Русской». Сказал, что помнит Гнедого, лично принимал его, жмурик «свежий». Отправились еще раз все осмотреть, проверить.
Мы вошли в помещение, где было шестнадцать оцинкованных столов. Почти все заняты. Покойники накрыты простынями. Кого в первые два-три дня не забрали – лежали в больших холодильных камерах.