– Да-да! – подхватил Костя. – Потом нас построила в ряд и пытала – какой гаденыш ее толкнул.
– Ага, и ты спросил: Лидия Аркадьевна, что значит «гаденыш»? А она: гаденыш – то же самое, что и гад, но намного-намного хуже!
Муха затянул песню про любовь и туманы. Возвращаться в шумную общагу художественного училища не хотелось, и я сказала:
– Ребята, хорошо у вас здесь. Главное, тихо. Можно я здесь останусь? А что, могу макияж жмурикам делать. – Я потрясла в воздухе листочком: – Вот. Прейскурант на услуги морга. Макияж легкий – три у.е., сложный – пять.
– Да уж. Генка однажды так покойника разукрасил – мать родная не узнала. Здесь талант нужен. У тебя есть талант? – спросил Муха.
– Еще какой.
Муха поглядел на меня недоверчиво. Возможно, его смущали щедро намалеванные тени, стрелки до висков, ресницы, скрытые под тремя слоями коричневой туши. В макияже я делала акцент на глазах, как Джулия Робертс.
– Большое желание гримировать жмуриков? Мечта детства?
Я прикусила губу. Но быстро нашлась и парировала:
– А ты всегда хотел санитаром в морге работать?
Муха погладил гитару, прошелся по струнам:
– «Светят звезды на небе, мчатся рельсы в тайгу, бомж газетой прикрылся на скамейке в саду…» Один мой знакомый мечтает купить машину. Обязательно иномарку. Потому как, говорит, если человек говно – это полбеды, а если у него машина говно – это уже ни в какие ворота не лезет.
– Так себе мечта, – сказал Генка. – А ты, Костян, не передумал? Все так же хочешь на подлодку, несмотря ни на что?
– Да, хочу. На что не смотря?
– Знаешь… Только не обижайся. За военную форму сейчас и побить могут. Вроде как не престижно.
Костя пожал плечами. Мы выпили за мечту. Закусили липкими сушеными бананами и халвой. Генка, растроганный встречей, предложил:
– Дурни, давайте так. Каждый напишет на бумажке, о чем мечтает. Спрячем здесь. А потом, лет эдак через десять, снова встретимся и тогда посмотрим… – Он многозначительно выставил в воздух указательный палец. – …кого судьба взасос поцеловала.
Генка неуверенно встал с табурета, оперся на плечо Мухи. Качаясь, подошел к белому артельному буфету, непонятно как попавшему в казенно-кафельную обстановку. Открыл скрипучую дверцу шкафчика и выудил оттуда жестяную банку с надписью на крышке «Чай грузинский. ЭКСТРА». Потряс банку над ухом, безжалостно высыпал из нее остатки чая на стол:
– Сюда спрячем! Юлька, рви свой прейскурант на четыре части.
Я села на кушетку, скрестив под собой ноги, послюнявила карандаш. Задумалась над мечтой. В художественное училище я пошла за компанию с подругой, потому что та грезила профессией художника-дизайнера. А я до сих пор не знала, чего хочу. Муха, ухмыляясь и гыкая, что-то строчил на клочке бумажки. Генка – тоже. Костя написал быстро, не задумываясь. Везет, думала я, у них есть мечта. Стало обидно до слез – наверно, водка так подействовала.
Потыкала карандашом пластырь, скрывающий дырку в дерматине кушетки. И вывела на листочке: «Хочу выйти замуж». Потом поставила точку и добавила: «За Костю».
После того как чайная банка со скомканными «мечтами» отправилась обратно в шкафчик, Муха снова наполнил стаканы:
– Ну, поехали. За что пьем?
– У нас в казарме пьют за то, чтоб не погружаться на максималку, – откликнулся Костя.
– Не понял, – поднял брови Муха. – Объяснись.
– Приказ лечь на дно – это капец. Это чрезвычайка. Всплыть уже никак. Невозможно. Просто ждешь чуда. Что спасут.
– Идет. Чтоб всегда всплывать, значит.
Чокнулись. Муха крякнул. Генка шумно выдохнул, уронил голову, запустив пальцы в шевелюру, и почему-то всхлипнул.
– Ш-ш-ш, пацаны… – Костя повернул голову в сторону дверного проема. – Там кто-то ходит.
– Где? – Генка продолжал всхлипывать.
– В коридоре.
– Да ладно, не гони. Там одни жмурики, – протянул лениво Муха, но все же прислушался.
Из коридора доносилось шлепанье – будто босыми ногами по кафелю. Потом скрип железной двери – хлоп! И все затихло. Генка перестал всхлипывать, вытер рукавом покрасневшие глаза. Муха с Костей уставились друг на друга.
– Кажись, на сегодня хватит. – Муха неловко поднялся со стула, тот закачался и с грохотом рухнул. – Глюки. Перепили.
– А это куда? – Генка грустно кивнул на недопитую бутылку водки, стоящую среди пустых.
– В холодильник. Утром пригодится. – Муха потянулся к бутылке, но неудачно – она упала.
Генка с тоской следил за лужей, медленно растекающейся по столу. Я направилась в угол комнаты, к широкой коренастой тумбе.
– Зачем это? – кивнула на печатную машинку.