— Во второй перешла.
— Я тоже! — радостно выкрикнул он.
Анечка зачем-то удивленно пожала плечами и сняла берет. В ее кудряшках оказалось, наверное, штук десять маленьких белых пластмассовых заколок, будто это не голова, а клумба с маргаритками. Сережа с горечью ощущал рядом с ней всю комичность собственного «грибного» гардероба: и старую рубашку, из которой, точно палки, торчали выросшие руки, и штаны, заправленные в носки, и злился на бабу Симу, заставившую его все это надеть.
Анечка придвинулась ближе, и внутри у Сережи разлилось что-то горячее, будто пролили кипяченое молоко.
— Смотри, у меня переводная картинка на руке! — она показала размытую сине-малиновую бабочку на тыльной стороне ладони.
— Здорово! — пролепетал он.
Мишка повернулся к ним и хмыкнул почти синхронно с бабушкой — правда, у нее это относилось исключительно к дедовой болтовне.
— А откуда у вас с бабушкой такие красивые сапоги? — спросил Сережа, не зная, как продолжить разговор.
— Как откуда? Из магазина! — надменно произнесла Анечка.
Сережа хотел было сказать что-то галантное, но такое откровенное вранье его возмутило.
— Что ты врешь! Не продается такое в магазинах!
— И вовсе я не вру! — надула губки Анечка. — Мы на каникулах в ГДР жили. Там какие хочешь резиновые сапоги, всех цветов!
— А жвачка у тебя есть? — обернулся к ней Мишка. — Миша, как тебе не стыдно! — шикнула на сына тетя Валя.
— Нет у меня жвачки. Бабуля говорит, что некрасиво жевать, как коровы.
Мулечка, услышав «бабуля», с радостью отвлеклась от дедовой грибной лекции и, достав из корзинки яблоки, принялась всех угощать.
— Но мы все равно жвачку покупаем, — продолжала Анечка. — Из-за вкладышей. Я с Микки-Маусом меняю, у меня их много. У тебя есть Лелек и Болек? Только на голубом фоне?
«А она воображуля», — с досадой подумал Сережа.
Дед Шаня тем временем, повысив голос тона на два, чтобы всем его было слышно, рассказывал про то, как надо срезать гриб, чтобы не повредить грибницу. — Чего молчишь? — дернула Анечка за рукав.
Сереже совсем не хотелось говорить о вкаладышах, которых у него и было-то полторы штуки — целая с «Ну, погоди» и половинка с Чебурашкой — точнее, одно левое Чебурашкино ухо и надпись, и то не вся, — и он решил сменить тему беседы.
— У твоей бабушки зыкинская шляпка.
Мулечка снова была рада отвлечься от моховиков и маслят.
— Да, молодой человек! Это моя любимая! — Она почесала наманикюренным ногтем тряпичную сирень на тулье. — Я называю ее «шляпка-волнушка». — Но у волнушки края загнуты вниз! — сказал Сережа.
Мулечка засмеялась, забавно положив язычок между зубами, как Мишкина морская свинка Зулька. — «Волнушка», мой хороший, не потому что гриб, а потому что мужчины волнуются, когда я ее надеваю! Баба Сима повернулась, ехидно скосив на гостью глаза, и скучающим голосом протянула:
— А, действительно, Сергунь, на волнушку похожа, такая же розовая. Молодец, выучил-таки грибы, весь в деда.
Мулечка перестала улыбаться и надвинула «волнушку» чуть набок, отгораживаясь от недоброго глаза бабы Симы.
— Девочки, не пререкайтесь! — прогремел дед Шаня. — А вы, Мулечка, мне какую-то актрису напоминаете, из кино.
— Ну, вряд ли вы этот фильм смотрели, — оживилась гостья. — Я там в эпизоде… Но со словами. И давно это было. Совместная с болгарами лента.
— Так я прав? Вы — актриса?
— Тридцать лет в рижской оперетте, — Мулечка снова поправила шляпку.
Дед Шаня нарочито ойкнул и захлопал в ладоши. — И спеть нам можете? А то у нас в авто музычки-то нет.
— Ну, спеть… — изобразила смущение Мулечка. — Я вообще-то не распевалась сегодня…
— Ты про валуй, про валуй-то еще не рассказывал, — ехидно вставила баба Сима.
И дед Шаня снова завел свою шарманку, будто кто-то одним щелчком переключил тумблер у него в голове:
— Значицца… Валуй кольчатый. Ножка у него полая внутрях, а шляпка слизкая такая. И пластинки, пластинки под шлямпомпэ… Запах бывает не ах. Но ежели отмочить негодяя часа три…
Мулечка тяжело вздохнула и снова погрустнела.
— А ты грибы собирать умеешь? — спросил Сережа Анечку.
— Только благородные. Белые и красные. Мы солонухи не берем. И подберезовики редко.
— Как же солонухи не брать? — удивился Сережа. — Мы вон ведра взяли для них. Знаешь, какие они вкусные, когда засолить! Грузди особенно.
— Ты прям как твой дедушка, — хмыкнула Анечка и в солидарность с Мулечкой отвернулась к окну, натянув на личико унылую гримаску.
Когда дед Шаня перечислил почти все грибы, какие знал, и перешел на партизанские воспоминания, Бегемотик наконец вырулил с шоссе на кривоватую проселочную дорогу, потрясся на ней еще минут пятнадцать и остановился, съехав на траву и уткнувшись лобными буквами VW в куст дикой малины. — Ну все! Станция «Вылезайка»! — радостно заявил дядя Толя.