Я взял Ольгу за руку, посмотрел в глаза цвета бутылочного стекла и сказал, что люблю ее. Что не представляю жизни без нее. Что готов отдать все что угодно за то, чтобы быть с ней. Что хочу от нее детей. И пусть мне не по карману лицензия на ребенка – я готов нарушить закон. Главное, чтобы вместе. Главное – чтобы вместе с ней.
Нет, сказала Ольга.
И это ее «нет» до сих пор звенит у меня в ушах. Ты мне очень нравишься, Костя, правда. Но ты не понимаешь, о чем говоришь. Не имеешь ни малейшего представления о том, что такое незаконнорожденный ребенок и что за это полагается. Сохраняю, сохраняю, сохраняю, сохраняю, сохраняю…
Ольга оказалась права – я действительно не разбирался в законах, регулирующих рождаемость. Да и с чего бы, собственно?
Незаконнорожденный ребенок – это особо тяжкое преступление. Не такое, конечно, как убийство, за которое полагается смертная казнь, но все же. Вся семья, включая рожденного в обход закона ребенка, переселяется в Гетто. Родители перестают получать хрономеразу и проходят процедуру принудительной стерилизации.
А я-то думал, что Гетто – это только для отступников, для тех, кто, подобно моему отцу, добровольно решил отказаться от несмертия. Как выяснилось – нет.
Стать простым смертным – вот какова была цена за незаконное рождение ребенка. Состариться и умереть, чтобы принести в этот мир новую жизнь.
Да, сказала Ольга, только это не все.
Незаконнорожденный ребенок тоже никогда не станет несмертным. Он не начнет получать хрономеразу в двадцать один год и навсегда останется в Гетто. Подумай, ты готов заплатить такую цену? Я – нет.
Ольга замолчала. А мне вдруг стало так легко, будто все мои мысли, все эти многотонные неподъемные валуны разом превратились в бестелесные миражи и исчезли.
Оля, можно я тебя поцелую?
Ольга вздрогнула, подняла на меня полный недоумения и боли взгляд.
Послушай, я знаю про этого твоего, на Тесла-Порше. Подожди, не перебивай. Я знаю про него и хочу тебя попросить – не спеши, ладно? Не принимай никаких решений хотя бы пару недель. У тебя ведь впереди целая вечность. Буквально.
На этих словах я развернулся и, предупреждая возможные расспросы Ольги, быстро зашагал прочь с набережной.
Иногда мне кажется, что я занимаю чье-то место. Место человека, который сумел бы распорядиться этой жизнью намного лучше меня. И еще я думаю, что там, наверху, все находится в полном смятении последние полвека. Миллиарды душ выстроились, наверное, в очередь на воплощение, но мест на Земле нет. Все они заняты. Живущими вечно, несмертными. Которые не умирают только потому, что могут не умирать. Ведь когда нечего терять, ничего невозможно приобрести. И тот, кто не живет, не может умереть. Все логично.
Сегодня первый день июля. День обязательной вакцинации хрономеразой. И первый день без Минца.
Начальник не обязан отчитываться перед подчиненными. Вот он и не отчитывается. А потому может быть сейчас где угодно. На встрече с бизнес-партнерами, на совещании в министерстве, в центральной штаб-квартире Корпорации, да мало ли еще где?
С Ольгой мы почти не разговаривали. Она выглядела встревоженной, пару раз даже пыталась завести разговор о нашей встрече на набережной, но я только отшучивался. Ухажер на Тесла-Порше больше не появлялся, а значит, Ольга все-таки выполнила мою просьбу. Вот и хорошо.
Сохраняю.
Сотрудники начали проявлять беспокойство. Сегодня ко мне уже подходили несколько раз, спрашивали, где Минц. Как-никак я его первый заместитель. Но я лишь разводил руками.
А после обеда входная дверь нашего отдела отворилась, и в офис вошел непосредственный начальник Минца, безупречно одетый высокий худой старик в сопровождении двоих мужчин в черной униформе (как потом выяснилось, представителей следственного комитета).
И уже через минуту в воздухе повисли невероятные, не вмещающиеся в сознание офисного планктона слова:
Автомобильная катастрофа.
Меня арестовали через три дня. Впрочем, это совершенно ничего не значило. Я знал, что меня в любом случае арестовали бы, первые заместители погибшего руководителя всегда под подозрением. Хотя бы потому, что у них есть мотив – именно они, как правило, и занимали освободившуюся должность. Так что я не волновался – у них на меня ничего не было. И быть не могло. Сразу же после заражения навигационной системы автомобиля Минца мой вирус замел следы. И чтобы обнаружить признаки его воздействия, нужно обладать квалификацией не ниже чем у меня. А таких людей всего около десятка в мире.