Через месяц к берегам острова подошли два корабля. Их флаги были уже знакомы Дику — он видел такой же в поселке, на доме бургомистра дона Маркеса.
На одном из кораблей приехали профессор Джексон со своими двумя ассистентами и, к великому удивлению и радости Дика, лейтенант Кларенс. Только теперь его следовало называть бывшим лейтенантом. Впрочем, штатский костюм шел ему ничуть не меньше, чем форма морского офицера.
После бурной встречи, во время которой Дик сплясал от радости какой-то дикий танец, начались расспросы и разговоры.
— Кларенс, милый, почему ты ушел с «Хэттинджера»? Кончился твой контракт, да?
— Нет, брат океана, контракт мой еще не кончился, — ответил Кларенс, расположившийся, по привычке, на плече у друга. — Меня просто-напросто списали на берег.
— За что?
— За потопленный вертолет. Ты знаешь, что там, на острове, творилось, когда ты удрал? Плач акул и крокодилов! Сам Лоопинг прилетел из столицы. Началось расследование. Ну, и пронюхали как-то, что на «Хэттинджере» не хватает вертолета. Тут вспомнили, что это мы везли тебя на остров, вспомнили и про то, что Стейнхейл сделал тебя почетным членом экипажа. Лоопинг добивался суда над капитаном, но доказательств у них не было, так что до суда дело не дошло. А вертолет я взял на себя. Самовольно, говорю, летал в шторм на прогулку и утопил. Едва, говорю, сам спасся. Меня за это дело и офицерского звания лишили, и к военным кораблям запретили подходить на пушечный выстрел. А Стейнхейла разжаловали. Он теперь служит старпомом на одном ржавом корыте, которое по недоразумению до сих пор называется крейсером. И Пирата твоего с собой прихватил в память о тебе! Трудно старику. На «Хэттинджере» он был первым после адмирала!.. А мне ничего. Я даже рад, что так получилось. Отыскал я твоего профессора Джексона, и он меня взял к себе. Главным опекуном вместо бедняги доктора Кларка…
— И теперь мы всегда будем вместе, Кларенс?
— Всегда не всегда, а несколько лет нам придется подрейфовать вместе на этом клочке земли. Гром и молния! Я уверен, что скучать мы с тобой не будем. Верно, я говорю, морской волк?
— Верно, Кларенс! Мне так с тобой хорошо, что я согласен остаться здесь на всю жизнь, лишь бы ты не уезжал!
— Всю жизнь? О могучий потрошитель китов и кашалотов! Разве ты знаешь, что такое вся жизнь? Это очень-очень много, и не будем загадывать на такой долгий срок!..
Новый штат профессора Джексона был гораздо меньше, чем в КИРМе, да и материальная часть была скромнее. Но все же правительство нейтральной страны нашло средства, чтобы снабдить гостя-великана самым необходимым.
На остров был доставлен вместительный надувной дом для Дика, удобные разборные домики для обслуживающего персонала, множество разнообразной утвари и инструментов, сотни тонн продовольствия, а главное — пять драгоценных ящиков с многолитровыми ампулами, содержащими новую культуру прирученных вирусов под названием «Антимюрреин-2».
Профессор без промедления приступил к лечению Дика от «великанства». В организм мальчика-гиганта была введена первая огромная доза антимюрреина-2.
Вначале Дик не ощутил в себе никаких перемен. Но прошла неделя, и препарат дал о себе знать. Мальчик-великан, всегда поглощавший целые горы пищи, потерял вдруг аппетит и заметно похудел. Вместе с тем он стал вялым, сонливым, апатичным. Спал по двенадцать — четырнадцать часов в сутки; нехотя, через силу, поддаваясь лишь на веселые уговоры Кларенса, совершал обязательный моцион по острову; как только его оставляли в покое, тут же снова ложился в постель. Есть он стал раз в десять меньше обычного и лишь непрерывно пил воду, все время жалуясь на сухость во рту и неутолимую жажду. Пресной воды было на острове достаточно, а к еде Дика не принуждали — голодовка была основой всей лечебной процедуры.
Когда миновало три месяца, профессор решил ввести Дику еще одну дозу лекарства. Вирусная культура антимюрреина-2 была очень неустойчива и малоактивна. Ей нужно было периодически давать подкрепление. После второй дозы Дик еще резче сократил свою потребность в еде, но зато к нему вернулись подвижность, веселое настроение и интерес к окружающему миру. От еды он отказывался еще упорнее, но пить стал умеренно. Его худоба тревожила профессора Джексона, однако никаких мер для возвращения великану прежнего аппетита он не принимал. В общем и целом, процесс превращения, как уверял профессор Джексон, протекал в пределах нормы. Оставалось только ждать кризиса.
И вот долгожданный кризис наступил. На шестом месяце при очередном измерении было обнаружено, что рост Дика уменьшился на тридцать пять сантиметров. Это была огромная победа. С этого момента все клетки огромного тела великана стали работать по новой программе.
— Поздравляю, укротитель бурь! Скоро ты станешь как все и поступишь матросом на «Хэттинджер»! Клянусь трезубцем Нептуна, ты все равно будешь в любом строю правофланговым! — сказал ему по этому случаю Кларенс.
А профессор Джексон и бургомистр дон Маркес устроили на радостях маленький праздник с обильным угощением для всех обитателей острова.
Проходили месяцы, проходили годы…
Дику еще несколько раз впрыскивали в кровь антимюрреин-2. Он свыкся с ним и отлично на него реагировал. Худоба его постепенно исчезла. Из костлявого, долговязого гиганта с обвисшей кожей и худым, морщинистым лицом Дик снова превратился в отлично упитанного мальчика-великана, стал веселым, озорным, любознательным, лишь несколько уменьшенных размеров. Это означало, что его клетки под действием антимюрреина полностью переориентировались и теперь дружно и слаженно работали на уменьшение, учитывая особенности отдельных органов и тканей.
Гигантский аппетит к Дику больше не вернулся. С каждым месяцем он ел все меньше и меньше.
— Гром и молния! Почему же он не худеет? — удивлялся Кларенс. — Почему он такой крепкий и толстощекий при такой совершенно убийственной диете? Вы понимаете что-нибудь, профессор?
Профессор, конечно, все понимал и с удовольствием объяснял это Кларенсу:
— Тут нет никакого чуда, друг мой. Антимюрреин-2 восстановил в генах Дика информацию о видовых размерах человека. Клетки принялись работать на уменьшение тела, и для этого им пришлось в организованном порядке обрекать себя на гибель. У Дика как бы происходит рост наоборот — сверху вниз. Ежедневно в его организме накапливаются десятки килограммов отработанного вещества из погибших клеток. Незначительную часть их организм выбрасывает, но основную массу усваивает и использует для своей жизнедеятельности. Дик сейчас питается за счет собственных огромных накоплений…
Когда Дику исполнилось семнадцать лет, он вытащил однажды из-под своей кровати тот самый нож, который когда-то носил у пояса и которым так легко расправлялся с кашалотами. Удивившись размерам этого ножа, много лет провалявшегося без дела под кроватью, юноша воскликнул:
— Кларенс, посмотри, какой огромный заржавленный меч! Я с трудом поднимаю его обеими руками!
— Эх ты, гроза кашалотов! Разве это меч? — со смехом ответил Кларенс. — Это же твой «ножичек», с которым ты переплыл через бушующий океан и которого так боялись все твои знакомые киты!
Присутствовавший при этом профессор Джексон пристально посмотрел на Дика и тихо сказал:
— Теперь уже скоро, мой мальчик…
— Что скоро, профессор?
— Скоро ты вернешься к своей тете Клеми!
Высокая белокурая девушка лет шестнадцати стремительно вбежала в гостиную и крикнула:
— Тетя Клеми, к нам гости!
Госпожа Мюррей, сильно располневшая, но, в общем-то, мало изменившаяся за прошедшие двенадцать лет, поднялась с кресла и направилась в переднюю.
— Что еще за гости? — ворчала она недовольно.
Открыв дверь, она остолбенела.
Перед ней стоял седой, сгорбленный старик, в котором она с трудом, но все же узнала профессора Джексона; рядом с профессором — незнакомый, спортивного вида мужчина лет тридцати пяти, с мужественным загорелым лицом; а за ними, за этими двумя, возвышался чуть не под самый потолок юный гигант: смуглый, стройный, черноволосый, с веселыми глазами.