— Сколько?…— спросил нотариус и сунул было руку в карман, чтобы вытащить кошелек.
— Сколько!… Пятьдесят миллионов франков!
Бен-Омар даже подпрыгнул от неожиданности. А дядюшка Антифер, сделав свирепое лицо и оскалив зубы, смотрел на старого нотариуса с таким отвращением, с каким вряд ли кто-нибудь когда-нибудь на него смотрел. Затем коротко, будто отдавая морскую команду, добавил:
— Теперь решайте — одно из двух.
— Пятьдесят миллионов? — оторопело повторил нотариус.
— Не торгуйтесь, господин Бен-Омар… Я не уступлю и пятидесяти сантимов!
— Но пятьдесят миллионов?!
— Да-да… и притом наличными… золотом или ассигнациями… [148]или чеком во Французский банк.
Ошеломленный нотариус постепенно пришел в себя. Ему стало ясно, что проклятый моряк прекрасно знает, как важно наследникам Камильк-паши завладеть письмом. И в самом деле, разве оно не является единственным источником необходимых сведений для поисков клада? Ухищрения нотариуса пропали даром. Голыми руками письма не возьмешь! Малуинец на удочку не попался. Ничего не оставалось, как согласиться с его условиями, иными словами — купить сведения о широте, что в соединении с долготой, известной Бен-Омару, откроет местонахождение сокровищ.
Но, спросит читатель, откуда Бен-Омар знал, что письмо находится у дядюшки Антифера? И является ли нотариус богатого египтянина тем самым долгожданным посланником, которому поручено выполнить последнюю волю Камильк-паши и сообщить обещанную долготу?… Это мы скоро узнаем.
Во всяком случае, по чьему бы поручению ни действовал нотариус — направили ли его наследники паши или нет,— Бен-Омар теперь отлично понимал, что письмо может быть получено только ценою золота. Но — пятьдесят миллионов?!
И он заговорил елейным голосом:
— Господин Антифер, вы, кажется, сказали: пятьдесят миллионов?
— Да, я так сказал.
— Но это самое забавное заявление из всех, что я слышал за всю мою жизнь!
— Господин Бен-Омар, а не хотите ли вы услышать нечто еще более забавное?…
— Охотно!
— Ну так слушайте: вы старый мошенник! Старый египетский плут! Старый нильский крокодил!…
— Господин Анти…
— Довольно! Я кончил!… Вы, я вижу, мастер ловить рыбку в мутной воде, потому и пытались выведать мой секрет, вместо того чтобы открыть мне тайну, которую обязаны сообщить!
— Вы так думаете?
— И думаю и знаю!
— Однако то, что угодно было вам вообразить…
— Довольно, мерзкий мошенник!
— Господин Ан… Ан…
— Хорошо, буду снисходительным. Слово «мерзкий» беру назад! Хотите, я вам скажу, что вас больше всего интересует в письме?
Неужели нотариус мог поверить, что Пьер-Серван-Мало проболтается?… Тем не менее его маленькие глазки загорелись.
Но нет! Хотя малуинец и был вне себя от гнева и весь побагровел, он все же не потерял выдержки.
— Вот что я вам скажу, старый омар, которого никто не захочет есть [149], даже если его приготовить по-американски,— я скажу, что в этом письме вас волнуют не те фразы, в которых говорится об услуге, оказанной моим отцом двойному «К»… Нет! Вам нужны четыре цифры! Вы слышите меня — четыре цифры!
— Четыре цифры?…— заволновался Бен-Омар.
— Да, четыре цифры! И я продам их вам только по двенадцати с половиной миллионов за штуку! Теперь все! Прощайте!…
И, заложив руки в карманы, дядюшка Антифер пошел прочь, насвистывая свою любимую арию. А что это за ария, не знал никто и меньше всего сам дядюшка,— она более напоминала вой заблудившегося пса, чем мелодию Обера [150].
Бен-Омар окаменел! Превратился в соляной столб! [151]Застыл, как истукан! Прирос к месту! А он-то надеялся обвести этого матроса вокруг пальца, как простого феллаха! Одному Магомету известно, как он надувал несчастных крестьян, которых судьба приводила в его нотариальную контору, считавшуюся одной из лучших в Александрии!…
Бен-Омар растерянно глядел вслед малуинцу, удалявшемуся вразвалку тяжелой походкой моряка. Дядюшка Антифер шел, поднимая то одно плечо, то другое, жестикулируя, словно рядом находился его друг Трегомен, получавший очередную взбучку.
Вдруг дядюшка Антифер остановился как вкопанный. Он встретил какое-нибудь препятствие? Вот именно!… То была мысль, неожиданно возникшая у него в голове. Он кое-что упустил, но упущение еще не поздно исправить…
Он подошел к нотариусу, не менее неподвижному, чем прелестная Дафна, превратившаяся в лавр, к горькому разочарованию Аполлона [152].
— Господин Бен-Омар…— начал дядюшка.
— Что вам угодно?
— Есть одна вещь, которую я забыл шепнуть вам на ухо.
— Что именно?…
— Это номер…
— Номер?! — встрепенулся Бен-Омар.
— Да, номер моего дома… Улица От-Салль, три… Вам следует знать мой адрес. Когда вы придете, вас примут хорошо…
— Вы меня приглашаете?
— С пятьюдесятью миллионами в кармане!…
На этот раз дядюшка Антифер удалился окончательно, а нотариус в изнеможении опять сел на бревно, взывая к Аллаху и его пророку Магомету [153].
Глава седьмая,
в которой Бен-Омару насильно навязывается в качестве главного клерка некий Назим, человек с несносным характером
Ночью девятого февраля спящие глубоким сном постояльцы гостиницы «Унион», у которых окна выходили на площадь Жак-Кёр, могли бы проснуться от громких криков, если бы дверь номера семнадцать не была плотно закрыта и завешена звуконепроницаемой портьерой.
Дело в том, что между двумя постояльцами, занимающими этот номер, произошла ссора, и один из них пришел в такой неистовый гнев, что, не сдерживаясь, выкрикивал во весь голос обвинения и угрозы. Второй старался, правда, его успокоить, но все его попытки терпели неудачу, так как уговаривал он не слишком уверенно и явно чего-то боялся.
Впрочем, никто ничего бы не понял из этого бурного разговора, так как он происходил на турецком языке, малознакомом уроженцам Запада. Время от времени появлялись и французские выражения, свидетельствующие, что собеседники при желании могли бы объясниться и на этом благородном языке.
В камине полыхал огонь, и лампа, стоявшая на круглом столике, освещала бумаги, наполовину прикрытые старым, порыжевшим от времени портфелем.
Один из ссорящихся был Бен-Омар. Совершенно уничтоженный, подавленный, он не отводил полузакрытых глаз от огня, страшась взглянуть своему собеседнику в глаза, сверкавшие от ярости ярче, чем пламя в камине.
Это и был тот самый иноземец со свирепой физиономией, которому нотариус подал незаметный знак во время разговора с дядюшкой Антифером на набережной.
И он уже в двадцатый раз повторял:
— Значит, ты ничего не добился?
— Да, ваша милость, и Аллах тому свидетель…
— Какой мне прок от свидетельства Аллаха? Я говорю о деле!… Значит, ты ничего не добился?
— К величайшему сожалению.
— Чтоб его черти взяли, проклятого малуинца! (Эти слова прозвучали по-французски.) Так он отказался отдать тебе письмо?
— Отказался!
— А продать?
— Продать? Согласился.
— И ты, болван, не купил его? Ты не взял его? Посмел явиться сюда без письма?…
— А знаете ли вы, ваша милость, сколько он за него запросил?
— Какое это имеет значение?
— Пятьдесят миллионов франков!
— Пятьдесят миллионов?
Проклятия посыпались из уст египтянина, как ядра с фрегата [154], открывшего огонь одновременно с левого и с правого борта. И, как бы перезарядив свои пушки вновь, он продолжал пальбу:
[148]Ассигнации — бумажно-денежные знаки.
[149]Игра слов: имя Бен-Омар — и омар, морской рак, похожий на речного, но значительно крупнее, до 35 см длины; очень вкусен.
[150]Обер Даниэль Франсуа Эспри (1782-1871) — известный французский композитор, автор опер.
[151]Библейский сюжет: жена некоего Лота, проявившая излишнее любопытство, была обращена в соляной столб.
[152]В одном из греческих мифов рассказывается о любви бога Аполлона к нимфе Дафне, отец которой, речной бог Пеней, превратил ее, чтобы спасти от преследования Аполлона, в лавровое дерево.