Жюэль даже и не пытался отвлечь дядюшку от его навязчивой идеи, хотя имел основания думать, что вся история кончится какой-нибудь мистификацией. Но вот Трегомен придерживался сейчас иного мнения. Два алмаза стоимостью в сто тысяч франков каждый, найденные в шкатулке на втором островке, заставили его призадуматься.
«Если паша,— думал Трегомен,— подарил нам два таких драгоценных камня, почему бы не найтись и остальным на новом острове, теперь уже третьем».
Но, когда он заводил об этом разговор, Жюэль только пожимал плечами.
— Увидим… Увидим! — повторял молодой капитан.
А Пьер-Серван-Мало рассуждал таким образом. Раз третий сонаследник, обладатель широты третьего острова, живет в Эдинбурге, надо ехать в Эдинбург и ни в коем случае не дать опередить себя Замбуко или Бен-Омару. Ведь им известна восточная долгота, которую следует сообщить господину Тиркомелю, эсквайру! Следовательно, разлучаться с ними нельзя. Все вместе, и чем быстрее, тем лучше, они доедут до столицы Шотландии и в полном составе предстанут перед Тиркомелем.
Разумеется, такое решение не устраивало Саука. Теперь, когда секрет перестал быть для него секретом, он предпочел бы действовать самостоятельно, то есть опередить соперников, встретиться с глазу на глаз с человеком, упомянутым в документе, определить местоположение нового острова, отправиться туда и вырыть сокровища Камильк-паши. Но уехать одному, не возбуждая ни в ком подозрений, весьма сложно, а он чувствовал, что Жюэль внимательно за ним следит. Да и переезд до Марселя невозможно совершить иначе, как со всеми. А так как дядюшка Антифер на последнем отрезке пути решил воспользоваться железными дорогами Франции и Англии, что значительно экономило время, то у Саука не было надежды приехать раньше него. Ничего не оставалось, как покориться обстоятельствам. Рассчитывать теперь он мог только на встречу с Тиркомелем: план, потерпевший неудачу в Маскате и Лоанго, быть может, удастся осуществить в Эдинбурге!
Переход до Марселя прошел быстро, так как португальское судно не останавливалось ни в одном промежуточном порту. Само собой разумеется, Бен-Омар, верный своим привычкам, из каждых двадцати четырех часов проболел все двадцать четыре и был выгружен на набережной Жолиэт в бессознательном состоянии как какой-нибудь тюк хлопка.
Жюэль написал Эногат длинное письмо. Сообщив обо всех происшествиях в Лоанго, он поставил ее в известность, что беспримерное упрямство дядюшки заставило всех предпринять новое путешествие. И пока неизвестно, какая над ними нависла новая угроза, то есть куда теперь занесет их фантазия паши… Он добавил еще, что дядюшка Антифер, вроде Вечного Жида [427], намерен, по-видимому, скитаться по всему свету и что скитания его, похоже, прекратятся не раньше, чем он окончательно сойдет с ума. А все идет теперь к этому, так как нервное возбуждение, прогрессирующее у него из-за бесконечных неудач, приняло угрожающий характер.
Все пока очень печально. И свадьба, отложенная на неопределенное время… и их счастье… и их любовь…
Жюэль поторопился закончить свое невеселое послание, чтобы успеть сдать его на почту. Все устремились на скорый поезд из Марселя в Париж, потом — в экспресс из Парижа в Кале [428], потом — на пароход из Кале в Дувр [429], на поезд из Дувра в Лондон, из Лондона молниеносно в Эдинбург — все шестеро, будто связанные одной веревкой. А вечером двадцать пятого июня, едва успев занять комнаты в «Королевском отеле», они отправились на поиски господина Тиркомеля! И — большая неожиданность! Тиркомель оказался пастором [430]. Поэтому, побывав у него на квартире в доме 17, Норс-Бридж-стрит,— адрес узнали легко, ведь пламенный отрицатель земных благ был в Эдинбурге довольно популярной личностью,— они явились в церковь Престола Господня в то время, когда голос проповедника гремел с высоты кафедры.
Они решили, что подойдут к пастору по окончании проповеди, проводят его домой, введут в курс дела, сообщат о документе… Черт возьми!… Если человеку предлагают внушительное количество миллионов, не станет же он сетовать, что его некстати потревожили!
Однако в этом деле было что-то странное. Какие отношения могли существовать между Камильк-пашой и шотландским пастором? Отец Антифера спас египтянину жизнь… понятно. Банкир Замбуко помог ему спасти богатства… тоже понятно. В благодарность Камильк-паша сделал обоих своими наследниками. И это понятно. Но неужели и преподобный Тиркомель обладает такими же правами на признательность Камильк-паши, как и они? Да, это факт. И тем не менее сама мысль, что Камильк-паша был чем-то обязан Тиркомелю, казалась невероятной. Однако иначе не могло и быть, раз пастор являлся владельцем широты, необходимой для определения третьего островка.
— На этот раз… последнего! — неизменно повторял дядюшка Антифер, надежды которого, а быть может, иллюзии, стал разделять теперь и Трегомен.
Но когда наши кладоискатели увидели на кафедре человека не старше пятидесяти лет, им пришлось придумать другое объяснение. В самом деле, Тиркомелю не могло быть больше двадцати пяти лет, когда Камильк-пашу по приказу Мухаммеда-Али заключили в каирскую тюрьму. Предположение, что Тиркомель мог в то время оказать паше услугу, казалось сомнительным. Может быть, египтянин обязан чем-то отцу, дедушке, наконец, дяде этого Тиркомеля?…
Впрочем, все это не важно. Важно лишь то, что Тиркомель владеет драгоценной широтой — это засвидетельствовано в документе, найденном в бухте Маюмба,— и сегодня выяснится дальнейший план действий.
Итак, спутники находились в церкви, возле кафедры. Антифер, Замбуко и Саук пожирали глазами страстного проповедника, не понимая ни слова, а Жюэль слушал, не веря своим ушам.
Проповедь все продолжалась — на ту же тему, с тем же исступленным красноречием. Призыв к королям, чтобы бросили в море свои цивильные листы [431], призыв к королевам, чтобы вышвырнули бриллианты, украшающие их диадемы, призыв к богачам, чтобы уничтожили свое богатство! Согласитесь, нельзя произносить без конца такие неумные речи, желая при этом завоевать новообращенных!
Изумленный Жюэль раздумывал: «Вот это действительно осложнение! Решительно моему дядюшке не везет!… И зачем понадобилось чертову паше посылать нас к такому фанатику!… Можно ли у полоумного пастора искать содействия? У человека, который, не раздумывая, уничтожит сокровища, лишь только они попадут ему в руки!… Да, такого препятствия никак уж не ожидали, и на этот раз препятствия непреодолимого! Тут-то и кончатся наши приключения. Ясное дело, мы натолкнемся на решительный отказ, на окончательный отказ, и он создаст преподобному Тиркомелю громадную популярность! Это погубит дядю, он не выдержит потрясения! Замбуко с дядюшкой, да, наверное, и этот Назим пойдут на все, чтобы вырвать у Тиркомеля тайну… Они способны подвергнуть его пытке… даже, может быть… Нет, лучше поскорее уехать!… Пусть преподобный хранит свою тайну про себя! Не знаю, все ли несчастья происходят от миллионов, как он уверяет, зато я знаю другое: гоняясь вместе с дядюшкой за сокровищами египтянина, я все дальше и дальше откладываю свое собственное счастье… И так как Тиркомель никогда не согласится скрестить свою широту с долготой, доставшейся всем ценою таких мытарств, то нам останется только спокойно вернуться во Францию и…»
— Нужно повиноваться воле Божьей! — изрекал в эту минуту проповедник.
«И я так считаю,— подумал Жюэль,— дядя должен смириться перед неизбежностью».
Но проповедь все не кончалась, и не похоже, что запас красноречия у пастора когда-нибудь иссякнет. Дядюшка Антифер и банкир были в нетерпении. Саук кусал свои усы. Нотариуса, после того как он сошел с палубы, ничто уже не волновало. Жильдас Трегомен, склонив голову набок, навострив уши и открыв рот, старался уловить хоть несколько знакомых слов. И все обращали вопросительные взгляды на молодого капитана, как бы спрашивая:
[427]Вечный Жид (или Агасфер) — персонаж средневековой легенды; был проклят Богом за прегрешения и обречен на вечные скитания. Легенда об Агасфере положена в основу многих произведений мировой литературы.