— Мне кажется,— возразил нотариус,— между людьми, уважающими друг друга…
— Вам напрасно это кажется, господин Бен-Омар. Ни о каком уважении между нами не может быть и речи.
Судя по всему, нервное возбуждение, охватившее дядюшку Антифера, неминуемо должно перейти в гнев. Во избежание бури Жильдас Трегомен поспешил открыть дверь, дабы облегчить положение посетителей. Но Саук словно прирос к стулу. Впрочем, ему, как подчиненному и иноземцу, не понимающему по-французски, и не следовало двигаться с места, по крайней мере, пока не прикажет ему мнимый хозяин.
Бен-Омар встал, потер себе лоб, поправил очки и тоном человека, покорившегося обстоятельствам, произнес:
— Простите, господин Антифер, я вижу, вы решили не сообщать мне…
— Да, решил, господин Бен-Омар, и тем более твердо, что в своем письме Камильк-паша наказывал моему отцу хранить тайну, а отец, в свою очередь, то же самое завещал и мне.
— Ну что ж, господин Антифер,— ответил на это Бен— Омар,— разрешите тогда дать вам добрый совет…
— Интересно, какой?
— Не пускать это дело в ход.
— Почему?
— Потому что вы можете встретить на вашем пути человека, который заставит вас раскаяться.
— Кто же он?
— Саук, родной сын двоюродного брата Камильк-паши, лишенный из-за вас наследства! А он не такой человек, чтобы…
— А вы знаете этого родного сына двоюродного брата, господин Бен-Омар?
— Нет,— замялся нотариус,— но я знаю, что это очень опасный противник…
— Так вот, если вы когда-нибудь его встретите, этого Саука, передайте ему от моего имени, что я плюю и на него, и на всех Сауков в Египте!
Назим даже не поморщился. А Пьер-Серван-Мало, выйдя на лестничную площадку, зарычал:
— Нанон!
Нотариус направился к двери. Саук, следуя за ним, как бы нечаянно опрокинул стул — в нем клокотала злоба, он испытывал безумное желание дать Бен-Омару в спину, чтобы тот пересчитал ступеньки лестницы.
Но на пороге Бен-Омар вдруг остановился и, не глядя на дядюшку Антифера, сказал:
— А не кажется ли вам, что вы не приняли во внимание один из параграфов завещания Камильк-паши?…
— Какой?
— Где мне вменяется в обязанность сопровождать вас вплоть до момента, когда вы вступите во владение наследством, то есть находиться с вами все время, пока не будут открыты бочонки с драгоценностями.
— Ну что ж, вы можете меня сопровождать, господин Бен-Омар.
— Так нужно же мне знать, куда вы поедете!…
— Узнаете, когда прибудем на место.
— А если это место на краю света?
— Значит, на краю света.
— Пусть так… Но знайте, что я не могу обойтись без моего главного клерка…
— Как вам угодно. Путешествовать в его обществе доставит мне не меньше удовольствия, чем в вашем.
Потом, перегнувшись через лестничные перила, он опять закричал:
— Нанон!…
По голосу было понятно, что терпение дядюшки Антифера истощилось.
— Нанон!
Сестра появилась.
— Посвети этим господам! — приказал дядюшка Антифер.
— Посветить? Среди бела дня?…— удивилась Нанон.
— Говорю тебе — посвети!
После такого недвусмысленно выраженного требования освободить хозяина от своего присутствия Сауку и Бен-Омару ничего больше не оставалось, как покинуть негостеприимный дом, двери которого с треском за ними захлопнулись.
Вот теперь дядюшку Антифера охватила неистовая радость, такая радость, какую вряд ли ему приходилось когда-нибудь испытывать в своей жизни! И уж если он не порадовался бы в этот день, то когда еще мог представиться подобный случай?
Наконец-то пресловутая долгота у него в руках! Долгота, которую он ждал с таким нетерпением! Все, о чем прежде он мог только мечтать, скоро превратится в действительность. Обладание несметным богатством зависит сейчас только от него самого, от той поспешности, с какой он отправится на поиски острова.
— Сто миллионов… сто миллионов! — повторял он.
— Это то же самое, что тысяча раз по сто тысяч франков,— глубокомысленно заметил Жильдас Трегомен.
В эту минуту дядюшка Антифер, не в силах более сдерживаться, подпрыгнул сначала на одной ноге, потом на другой, затем присел, снова поднялся и, завертевшись волчком, стал откалывать такой залихватский танец, какой трудно найти даже в необъятном репертуаре матросских плясок, отличающихся весьма оригинальной выразительностью.
В этот стремительный ритм дядюшка вовлек и своего громадного друга, заставив его поворачиваться с такой головокружительной быстротой, что весь дом сотрясало до самого основания.
При этом дядюшка Антифер орал так неистово, что дрожали стекла:
У меня есть дол, дол, дол!
У меня есть го, го, го!
У меня есть та, та, та!
Долгота!
Долгота!
Долгота!
Глава девятая,
в которой одна точка в географическом атласе дядюшки Антифера подчеркнута красным карандашом
В то время как Пьер-Серван-Мало Антифер в паре со своим другом Жильдасом Трегоменом отплясывал бешеную фарандолу[166], Эногат и Жюэль находились на пути в мэрию и оттуда в церковь. Старый толстый чиновник мэрии из отдела регистрации гражданских актов, специалист по брачным делам и медовым месяцам, показал им образец составленного по всей форме оглашения помолвки. В кафедральном соборе[167] викарий[168] обещал мессу[169] с хорошими певчими, проповедью, органом и колокольным звоном — все великолепие, предусмотренное свадебным церемониалом.
Молодые люди были счастливы, получив разрешение монсеньора[170] на вступление в брак двоюродных брата и сестры! С каким нетерпением,— Жюэль, в отличие от Эногат, даже не старался этого скрыть,— ждали они пятого апреля — даты, вырванной у дядюшки в минуту его нерешительности.
С каким удовольствием занимались они приготовлениями к свадьбе, приданым невесты и ее нарядами, обдумывали меблировку и убранство уютной комнаты в первом этаже, куда щедрый Трегомен каждый раз приносил безделушки, приобретенные им некогда у прибрежных жителей Ранса!… Среди этих вещиц была и маленькая фигурка Богоматери, украшавшая в свое время каюту «Прекрасной Амелии». Трегомен без малейших колебаний решил подарить ее новобрачным. Разве не был он их наперсником, и могли ли они найти лучшего, более верного хранителя своих надежд, своих планов на будущее? Этот добряк раз двадцать на день по любому поводу повторял:
— Дорого бы я дал, чтобы свадьба была уже позади, чтобы вы покончили со всеми формальностями и у мэра, и у кюре![171]
— Но почему, милый Трегомен?…— тревожно спрашивала девушка.
— Он стал таким чудаком, этот старина Антифер,— как оседлает своего конька, так и поскачет за миллионами!…
Жюэль понимал сомнения Трегомена. Когда целиком зависишь от дядюшки — человека превосходного, но все же… слегка тронутого,— поручиться ни за что нельзя, пока окончательное «да» не будет произнесено в присутствии мэра.
Ведь у моряков жизнь складывается не так, как у других людей. Время у них не терпит! Либо ты остаешься холостяком вроде капитана каботажного плавания и хозяина габары, либо женишься немедленно, если позволяют обстоятельства и есть на то разрешение. А Жюэль должен уйти в плавание в качестве помощника капитана на трехмачтовой шхуне торгового дома Ле Байиф. И тогда — подумать только — сколько месяцев, сколько лет он проведет в морях и океанах в тысячах лье от родного дома, оторванный от жены и от детей, если Бог благословит их союз! Семьи моряков обычно многодетны. Разумеется, Эногат, как дочь моряка, давно свыклась с мыслью, что длительные плавания Жюэля будут надолго разлучать ее с мужем, и она вообще не представляла себе, что может быть иначе. Тем больше оснований не терять ни дня, раз предстоят неизбежные и долгие разлуки!…
[166] Фарандола — провансальский хороводный народный танец.
[167] Кафедральный собор — храм, в котором по праздничным дням и особым случаям творит службу высшее церковное лицо данного региона.