Прошло время и мне захотелось как-то расширить границы. Может, выйти на улицу? Тем более, наша улица была короткой, не улица, а почти переулок. Термометр на кухонном окне показывал температуру ниже нуля и я сглупил, одел зимнее пальто, шапку и так лег на свою кушетку. На улице я очутился тут же, стоило только подумать. На уровне нашего третьего этажа, а потом сразу же, на тротуаре. Шапка и пальто были мне совсем не нужны, они как бы были на мне и в то же время их как бы не было, но все равно они по привычке стесняли движения, как и стесняют зимой. Я прошелся по улице туда-сюда, все было так обычно, что даже неинтересно. Я решил вернуться домой, запрокинул голову и стал высматривать наши окна. Но их не нашел. Я так испугался, что просто ужас. Стал бестолково метаться по улице. Наверное, я мог бы спокойно обойти дом и войти в наш подъезд, но как-то не сообразил. Я же не был спокоен. Я был в ужасном состоянии. Сквозь меня проходили люди и проезжали автомобили, меня не существовало, я был пустым местом, мне кажется, я даже чувствовал холод, какой-то особенный, мертвящий, виртуальный холод внутри. Но в момент особенного отчаяния я вдруг очутился напротив своего окна и увидел свою комнату, освещенную настольной лампой. На подоконнике сидел Фифа и с любопытством смотрел на меня. Через секунду я уже был на своей кушетки, но так измучился этими страхами, что тут же заснул. Мать, застав меня спящим в зимнем пальто и шапке, не стала дожидаться утра и принялась меня расталкивать. Но я только мычал в ответ, что-то мычал и отбрыкивался.
Этот случай так меня напугал, что я еще долго боялся проникать в «другой мир» — не только выходить на улицу, но и просто ходить по квартире.
Конечно, я отдал деньги Васе Че, но наши отношения разладились. Не из-за денег. Просто у Васи Че, наверное, началось такое время жизни. Он огрызался учителям и всех задирал, даже меня. Он выше меня и сильнее, но я никогда его не боялся. В первом классе мы даже сидели за одной партой. Думаю, он меня уважал — я всегда был сам по себе и ни перед кем не заискивал. Теперь мы обменивались тычками — в раздевалке перед уроком физкультуры, в коридоре… Его тычки были больнее моих. Он вообще был скотиной. Как-то он шел мимо и выхватил у меня из рук маленький пластмассовый шарик, я в этот момент с ним играл, перекидывал из руки в руку. Ну что мне было делать? Бегать вокруг, как ребенок и просить — отдай шарик? Или отнять силой? Ни то, ни другое я не мог, поэтому просто сделал вид, что мне все равно, отвернулся и пошел по своим делам. Как может один ученик унизить другого — показать, кто сильнее? Вот так. Отнять что-то незначительное, такое незначительное, что и разговаривать об этом стыдно даже по школьным законам. Отняли у тебя — пойди сам отними.
Весь вечер у меня было плохое настроение, все не мог забыть эту историю с шариком. Лег спать и продолжал думать и в какой-то момент, не понял в какой, оказался в незнакомой квартире. По расположению, похожей на нашу, но больше. Я вошел в комнату. Там был отец Васи Че, сам Вася и маленькая женщина. Это рядом со мной и одноклассниками Вася Че был такой здоровый, — рядом с отцом он был маленьким. Женщина что-то зло выкрикнула и отец Васи Че. несколько раз сильно ударил Васю Че. по лицу. Вася Че. заплакал, выбежал в другую комнату и захлопнул дверь. Для отца Васи Че. эта дверь была преградой, а для меня нет. Вася Че. сидел за столом, на котором, наверное, готовил уроки и плакал. Слезы у него были такие же здоровые, как он сам. Я таких слез никогда не видел — как будто на его лицо брызнули из крана. Утром я вспомнил, как два года назад в школе говорили, что у Васи Че. умерла мать. Тогда это меня очень поразило, но я быстро забыл. Это же была не моя мать. Я совсем не черствый, просто мне кажется, все понятно.
В школе на одном из уроков мне передали небольшой предмет, завернутый в обрывок газеты. Я не стал дожидаться перемены и, стараясь не шелестеть, развернул. Там был мой шарик.
Я опять увлекся своими «путешествиями» и вечером даже пораньше лег спать. Мать смотрела сериал и я слышал через стену жужжание голосов, кто-то кого-то любил, кто-то кого-то не любил, кто-то в кого-то срелял, одним словом — бурда. Я стал думать про нашу классную. Думал, думал и опять это случилось — я оказался у нее на кухне. Классная такого же возраста, как моя мать, но строгая. Одевается строго, волосы зачесывает строго. А тут на кухне в халате, босиком, готовит какой-то суп. Я прошел по квартире. Лысый мужчина в майке смотрел телевизор и зевал. А в другой комнате девчонка в наушниках слушала музыку, ноги закинула на спинку дивана, а вокруг беспорядок побольше, чем у меня, конфетные фантики на полу. Я опять вернулся на кухню. Классная помешала суп и стала мыть посуду. Суп забурлил, перелился через край и запахло гарью. Классная приподняла на кастрюле крышку, уменьшила газ и вернулась к посуде. Я посмотрел туда-сюда, заглянул в шкафчик — нет, у моей матери порядка побольше. Я-то воображал, у нашей классной все идеально и домашние по струнке ходят, как дрессированные собачки в цирке. Ничего подобного. Видимость одна.