Ашима вспомнила Желтую реку.
Река протекала далеко внизу, в долине, и баржи, плывущие по ней, казались издали не больше бамбуковых листьев. Дорога от пристани круто поднималась в гору, и по ней непрерывным потоком шли рабы с тяжелым грузом на плечах. Солнце жгло их мокрые от пота спины. Рабы несли вверх мешки, трубы, железо, тюки материи: самые разные товары разгружались здесь от восхода солнца до захода. Девочка чувствовала, что силы покидают ее. Она прислонилась к столбу, ей грезились миска с рисом и кувшин с водой. Ашима опустилась на колени. От мучительного голода у нее свело все внутри. Раздался окрик надсмотрщика. Она с трудом выпрямилась и, шатаясь, снова стала в цепочку.
Когда это было?.. Ашима утратила чувство времени. Она старалась больше не думать, потому что мысли убивали всякую надежду, а от этого она страдала еще больше, чем от голода и жажды.
Безнадежность гонит прочь всё, даже сны, и у тебя ничего не остается, кроме рук, жадно хватающих брошенную кость.
— Ашима, проснись, — шепнула ей женщина. — Спрячь хлеб.
Девочка выпрямилась и удивленно оглянулась. Ее рука нащупала хлеб. Хозяин ее не ударил. Она услышала его ласковый голос:
— Встань, голубка. Этот господин хочет на тебя поглядеть.
— Да что ж ты не встаешь, глупышка? — сказала женщина. Прохожие останавливались и глядели на нее. Работорговцы решили, что можно будет сбыть свой товар.
— Встаньте, лентяи! Вы что, не видите— пришел покупатель?
Торговцы старались перекричать друг друга.
— Взгляните только на этого парня, господин. Какие у него мускулы!
— А вот эта женщина вынослива, как мул! Сто пятьдесят дукатов за этого молодца! Даром отдаю!
Человек огромного роста, вызвавший почтительное любопытство у уличных зевак и такой переполох у торговцев, спокойно рассматривал худенькую девочку и говорил с ее хозяином на каком-то незнакомом языке. Могучая фигура покупателя в первую минуту испугала Ашиму, и она не знала, счастье это или беда, что великан хочет ее купить.
Девочка поглядела на незнакомца. Бакенбарды придавали ему грозный вид. «Если такой ударит, то сразу убьет, — подумала она. — Он богато одет — наверно, чужеземный купец». Его глаза показались ей добрыми, она прочла в них сочувствие. Девочка с напряженным вниманием следила за разговором, который велся по-персидски, с примесью каких-то незнакомых слов. И в ней проснулась робкая надежда.
Незнакомец указал на израненные ноги девочки, и его лицо помрачнело. Работорговец тут же придумал какую-то отговорку. Он обрушил на покупателя поток сладких речей и назвал Ашиму маленькой принцессой, признавая, правда, что она нуждается в некотором уходе.
Незнакомец долго думал. Он положил руку на плечо девочки, которая в испуге отпрянула. «Теперь он увидит, до чего я худа, — подумала она, — и не купит меня». Вспыхнувшая у нее надежда разом померкла. Незнакомец еще раз поглядел на девочку, нерешительно повернулся и ушел.
Торговец в бешенстве отшвырнул ее к стенке.
— Дрянь паршивая, никому ты не нужна!
Ашима снова села на землю, поджала ноги и равнодушно уставилась в одну точку.
— Ты должна улыбаться, когда приходит покупатель, — сказала ей женщина. — Стояла, как истукан. Ну, ешь хлеб.
Девочка вытащила ломоть, спрятанный в лохмотьях, и откусила кусочек.
Пасмурное утро сменилось ясным днем. Прошло еще несколько часов. Ашима замерзла, спина словно отнялась. Она недвижимо сидела на земле. Наступили сумерки.
— Вставай! — приказал торговец. — Подумать только, я заплатил за тебя двадцать дукатов, — запричитал он. — И никто не хочет тебя купить. Ах, какой же я дурак!
Он даже не ударил ее, так велико было его презрение.
Наступила ночь. Темная, беззвездная. Хозяин дал девочке немного хлеба и глиняный кувшин с водой, а ноги заковал в ржавые цепи. Потом он запер Ашиму в деревянном сарайчике возле дома. Сквозь щели врывался холодный ветер. Девочка зарылась в шуршащую солому, прижала руки к груди, чтобы было теплее, и погрузилась в мир воспоминаний. Она слышала родные голоса, в памяти всплывали картины прошлого.
На горе нет цветка краше цветов чая, Но краше всего на свете моя Ашима,—глухо напевала мать.
Ашима лежит в кроватке. Мать откинула шелковый полог:
«Почему ты не спишь? Рассказать тебе историю о красавице Ашиме?»
Девочка кивает:
«Расскажи, мамочка, расскажи».
И она слышит ласковый голос матери, которая рассказывает самую красивую легенду ее народа.
«Много лет тому назад в одной деревне жила крестьянская семья. В мае, в те дни, когда цветут гранатовые деревья и рис дает первые темно — зеленые всходы, в этой семье родилась девочка. Назвали ее Ашима. Слышишь, ее назвали Ашима, как тебя…»
Мать ласково погладила ее по разгоряченному личику.
«Рассказывай дальше, мамочка, рассказывай!»
«В три месяца Ашима уже умела улыбаться, и ее темные глаза были такими живыми, что казалось, она все понимает.
В пять месяцев Ашима научилась ходить, и вскоре она уже бегала по комнате. В восемь месяцев она заговорила. Ашима росла на редкость быстро, она была красивая и трудолюбивая. В девять лет она ткала самые сложные узоры.
Если она утром сажала рис, то после обеда он уже давал зеленый росток. Во время работы она пела, и голос ее звучал, как звон серебряных колокольчиков на пагоде. Ашима была лучшей танцовщицей во всей округе. Весенними вечерами она ходила к серым пальмам на песчаный берег Золотой реки, и тогда собиралась вся деревня, чтобы поглядеть, как она танцует. Ее танец был так прекрасен, что людям становилось и радостно и грустно. Ты слушаешь, маленькая Ашима?»
Материнский голос умолк. По-прежнему завывал ветер. Рабыня со вздохом повернулась, на ее ногах заскрипели цепи.
— Рассказывай дальше, мамочка, рассказывай, — прошептала Ашима.
Всеми силами своей души она старалась вновь вызвать светлые картины прошлого, но тщетно. Сны и действительность причудливо сплелись. В ее родной деревне денно и нощно горит огонь в кузнице, мужчины куют оружие. С севера наступают вражеские полчища. Беженцы рассказывают страшные истории про сожженные города и деревни, про убитых людей, про смерть, кровь, плен… Женщины и дети бегут в горы и скрываются в скалистых пещерах.
Ашима приподнялась. Цепь врезалась в израненные ноги, — жгучая боль заставила девочку вновь упасть на солому.
— Оставьте меня в покое, — прошептала она, широко раскрыв от ужаса глаза.
Солома зашуршала, и по телу девочки пробежала крыса. Завывал ветер, и никто не слышал ее отчаянных криков. Вновь ожили страшные образы прошлого. Вновь звучал в ее ушах слабый голос матери:
«Ашима, ты слышишь? Оставь меня здесь. Я больше не могу идти. Беги одна в деревню, спрячься. Быть может, там кто-нибудь еще остался. Слышишь, Ашима? Ах, солнце еще не померкло… Вон они. — Мать протянула вперед руки, словно желая защитить девочку, а в глазах у нее засветился безумный ужас. — Беги, Ашима!»
Налетел отряд всадников. Девочка не могла шевельнуться. Страх сковал ее. Она услышала дикие возгласы. Один из всадников ударом копья убил ее мать, другой схватил девочку, положил поперек седла и ускакал.
Рабыня закричала. Во сне или наяву?
Девочка спала. Голова ее лежала на руке. Губы были плотно сжаты. Ветер шевелил ее черные волосы.
На юном лице не было улыбки.
* * *Венецианцы жили в благоустроенном караван-сарае. Они уже успели отдохнуть после тяжелого, изнурительного путешествия и через несколько дней должны были отправиться дальше. Наср-ад-дин собирался провести их до Бадахшана[20] и с первым же караваном вернуться назад в Керман. Матео с нетерпением ждал Марко, который с Николо и Маффео Поло отправился в город. Он высыпал содержимое своего кошелька на стол и принялся считать дукаты. До сих пор он не принимал никакого участия в торговых делах купцов, хотя они уже не раз предлагали ему долю в той или иной выгодной сделке. Теперь он впервые пожалел об этом.
В комнату вошел слуга с факелом, зажег лампы и спросил, не угодно ли чего. Матео отрицательно покачал головой.
— Мне нужны дукаты, сынок, — пробурчал он себе под нос. Матео слышал, как из города вернулись венецианцы, и позвал Марко.