Встреча с монгольскими воинами заставила Марко задуматься. Он снова вспомнил горькие слова несчастного Хасан-бека: «В нашей стране больше нет красоты, ее растоптали копыта татар». Хаджи-Мухаммед, правда с присущей ему осторожностью и сдержанностью, тоже дал понять, что не одобряет чужеземного господства, хотя он лично никакого ущерба не понес. Ло Бцан, старый предводитель, бесстрастно рассказал Марко историю гибели своего племени, словно эта история была ему безразлична, словно она не трогала его сердца. Видно, он был уже так стар, что огонь ненависти в нем погас. Да и чем мог бы он поддерживать этот огонь? У чужого костра рано или поздно становишься непрошеным гостем.
У Марко все крепло желание узнать получше историю монголов. Он тайно восхищался отвагой лихих воинов. Разве он еще ребенком не восхищался венецианским дожем Энрико Дандоло, который во главе крестоносцев в 1204 году взял Византию, главный город Восточной Римской империи, окруженный могучими стенами? Разве сильные не имеют права властвовать над остальными? Но монголы убили мать Ашимы и продали девочку в рабство. Чингисхан сказал в золотом шатре, разбитом у подножия снежной горы: «Вы можете взять себе женщин и детей, а мужчин, способных носить оружие, убивайте на месте, чтобы они не продали нас шаху Мухаммеду. Но если в отряды нужны конюхи или пастухи, то оставьте в живых столько мужчин, сколько вам надобно».
Мысли Марко были противоречивы. Он был недоволен собой, потому что не мог найти ответа на вопросы, которые вызвала у него встреча с монгольскими воинами.
Его отец и дядя, опытные купцы, уважали хана Хубилая, внука Чингисхана, подчинившего себе Катай и ставшего императором. Николо Поло сказал ему в Балхе: «Когда же ты, наконец, поймешь, что мы купцы, а не благодетели?» Но его друг Матео взял девочку за руку и воскресил ее для человеческой жизни, ради нее он рисковал головой.
Справа от дороги, между зелеными холмами, текла Кашгар-Дарья. Марко спрыгнул на землю, стреножил белого жеребца и пустил его пастись на лужайку у берега. С востока виднелись дома Кашгара. Отсвет заката горел на их крышах. Над городской стеной возвышались минареты мечети и две церковные колокольни с золотыми крестами. В Кашгаре под игом великого хана мусульмане и христиане-несториане[24] мирно уживались рядом.
Марко пошел по берегу реки. Дорога вела вдоль огороженного сада. На деревьях висели золотисто-желтые абрикосы, персики, груши и яблоки. У самого забора росли кусты красных и бледно-желтых роз. Посреди сада стоял белый дом с резной парадной дверью, украшенной пестрым орнаментом. Марко огляделся. Убедившись, что вокруг нет ни души, он быстро оборвал куст роз. Ашима любила цветы.
Вдруг тишину вечера нарушил громкий смех. Со скамейки, скрытой зеленью, поднялся изысканно одетый господин крупного телосложения и весело крикнул:
— Войдите, чужестранец! И рвите цветы сколько вам угодно. — Он отвесил вежливый поклон. — Вы находитесь в поместье кашгарского судьи. Меня зовут бек Баяндер Щедрый. Чего же вы не рвете цветы?
Хозяин приветливо глядел на богато одетого чужеземца. В глазах его искрилась ирония.
Марко с букетом в руках в нерешительности стоял у садовой калитки.
— Простите, пожалуйста, эту кражу, бек Баяндер, — сказал он, смущаясь. — Меня зовут Марко Поло, я из Венеции.
— Так войдите же в сад и отдохните немного, прежде чем вновь поскакать в Кашгар.
Марко вошел через калитку в тихий вечерний сад. Бек Баяндер повел его в маленькую, обвитую плющом беседку. Служанка подала им дыню, абрикосы и вино. Сквозь листву просвечивало яркое золотисто-красное вечернее небо, которое постепенно потухало, пока не стало наконец совсем серым. Воздух был теплый, и с аккуратных клумб доносился аромат цветов.
Любознательный бек Баяндер буквально засыпал Марко вопросами. Он впервые в жизни встретился с венецианским купцом.
— Вы должны извинить меня, бек Поло, — сказал он, — но мне редко представляется случай разговаривать с чужестранцем. Служба отнимает у меня все время. Вы даже представить себе не можете, сколько на свете воров, нищих и бунтовщиков, да уничтожит их аллах! С монгольскими господами у меня прекрасные отношения. Они дорожат порядком. — Его толстое лицо расплылось в самодовольной улыбке. — На прошлой неделе я велел казнить двух крестьян, которые пытались подстрекать соседей восстать против монгольского владычества… Бек Поло, прошу вас, отведайте этих абрикосов, они сладки как мед. — Бек Баяндер Щедрый вздохнул, отягощенный, должно быть, бременем своей должности. Толстым указательным пальцем он коснулся горла. — Поверьте, рубить головы — лучшее средство, чтобы поддержать порядок среди этого сброда. Монгольские ханы мной очень довольны… Поглядите только на мое поместье. Вот эти поля, что спускаются к реке, и виноградники на холмах — все это принадлежит мне. Да, не так-то просто удержать такие обширные владения.
Он подвел Марко к забору сада и рукой указал на свои земли. Пальцы судьи были унизаны кольцами.
— Вы гражданин Кашгара, бек Баяндер? — спросил Марко.
— Да, бек Поло, — с гордостью ответил окружной судья.
— Благодарю вас за ваше гостеприимство, — с холодной вежливостью сказал Марко и поклонился. — Но мне надо торопиться, чтобы попасть в город до того, как запрут ворота.
— Я задержу вас еще на минуту, бек Поло! — воскликнул окружной судья, подбежал короткими шагами к клумбе и нарвал большой букет. — Примите от меня эти цветы и, прошу вас, поскорее вновь посетите меня в моем укромном жилище. Да хранит вас аллах.
На лугу Марко развязал веревку, спутывавшую передние ноги жеребца, и быстрым галопом поскакал в Кашгар. Как только он скрылся с глаз бека Баяндера, он бросил подаренный ему букет на дорогу, прямо в пыль, под копыта своего коня. Но за пояс у него был заткнут маленький букетик украденных роз.
Уже стемнело, когда Марко въехал в город. Стражники-монголы били деревянными молотками по металлическим тарелкам, оповещая жителей, что настала ночь и населению нельзя больше показываться на улицах. Если после этих ударов какой-нибудь горожанин отваживался выйти из дома, на него накладывали значительный штраф. Марко пришпорил коня. У него не было ни малейшего желания предстать завтра перед беком Баяндером Щедрым.
Перед постоялым двором росла большая магнолия. Острые глаза Марко сразу заметили тоненькую фигурку девочки, резко выделявшуюся на фоне белой стены. Как только девочка увидела всадника, она побежала к воротам и распахнула их. Марко спрыгнул с лошади и повел ее под уздцы.
— Это ты, Ашима? — радостно воскликнул он.
— Я невзначай поглядела в окно и увидела вас, молодой господин, — сказала девочка. — Уже поздно.
Она притворила ворота. Ветка магнолии свисала через забор. Два ослепительно белых цветка, казалось, светились среди темно-зеленых листьев. Все было залито лунным светом.
Ашима обратилась к Марко по-итальянски. В ее устах итальянские слова звучали как музыка.
Марко осторожно вытащил из-за пояса букетик роз.
— Мне нужно идти, — прошептала Ашима. — Мессер Матео меня ждет.
«Она молится на него, как на бога», — подумал Марко и сказал вслух:
— Вот цветы, возьми их для мессера Матео.
Ашима нерешительно взяла цветы:
— Спасибо, молодой господин.
Теплым летним утром, как только взошло солнце, венецианцы покинули Кашгар, примкнув к большому каравану, который двигался на восток. Их сопровождал старик Ло Бцан. Неделю спустя они вошли в город Яркенд, расположенный на краю пустыни Такла-Макан. Но в этом городе они провели всего лишь неделю, потому что местную воду, которую там брали из дурно пахнувших бочагов, пить было почти невозможно.
Марко обратил внимание на то, что у многих жителей Яркенда на горле были опухоли величиной с кулак, а иногда даже с голову младенца. Говорили, что эта болезнь вызвана плохой водой.
Венецианцы были рады, что караван здесь не задержался. Дорога в Хотан шла вдоль многочисленных ручьев и рек. На пути попадались города, деревни и военные укрепления. Торговцы снабжали путников свежими фруктами, водой, хлебом, чаем и еще многим другим, что вносило некоторое разнообразие в их еду. Они ехали мимо полей, на которых зрели пшеница, хлопок, лен и конопля. Между деревнями и городами шла оживленная торговля. Им повстречалось также несколько караванов, возвращавшихся из Катая в Кашгар.