Марко вдруг невольно вспомнил храм, людей, лежащих в пыли перед гигантским золотым идолом с мертвыми глазами, услышал шепот их молитв. Нож вонзается в горло черного барана, темно-красная кровь стекает в миску.
Чем оскорбил он чужого бога? Неужто идолы мстят ему? Усилием воли Марко стряхнул с себя суеверный страх. Убийца, напавший на него исподтишка, был живым, обычным человеком.
Марко вновь зашагал по садовой дорожке и остановился под окном Ашимы. Она, наверно, уже спит. Марко тихо открыл входную дверь, поднялся по лестнице и вошел к Матео.
Увидев Марко, Матео, все еще ходивший взад и вперед по комнате, очень удивился:
— Ты не спишь?
Марко показал ему кинжал и рассказал о таинственном нападении.
Матео в гневе сжал свои огромные кулачищи.
— Разбойники, убийцы… — процедил он сквозь зубы. — Я разобью в кровь его волчью морду! Только бы поймать негодяя…
— Ты говоришь об этом человеке из Лоба? — спросил Марко.
— Лучше всего не рассказывать об этом Ашиме.
— Да, к тому же, быть может, это просто самый обычный вор.
Марко распахнул окно. Темные ветки деревьев походили на руки с растопыренными пальцами. Казалось, они тянулись к свету.
ГОНЕЦ С СОКОЛИНЫМ ПЕРОМ
Ночью шел дождь, а теперь снова сияло солнце. Ярко освещенные белые облака напоминали горы. Два журавля летали над высокими деревьями. Потом они опустились на сук. Сквозь листву пробивались солнечные лучи, они скользили вдоль гладких серебристо-зеленых стволов и падали на сверкающий росинками луг. В тишину зеленого мира врывались радостные крики, доносившиеся с дороги. Пахло свежей травой и цветами.
Ко дворцу наместника вела широкая аллея, обсаженная с двух сторон ровными рядами деревье.
По парку смиренным шагом шел человек. Его волчье лицо с широким покатым лбом выражало страх. Толстая нижняя губа отвисла. Ему казалось, что он никогда не дойдет до ворот. Он был один, его окружали только деревья и кусты.
За оградой люди смеялись и шутили, до него доносились их слова: «Как все красиво после дождя!», или: «Когда ослу на хвост еще капает дождь, над его головой уже сияет солнышко». Дети с веселыми криками бегали по лужам.
Человек боязливо повел плечами и весь как-то сгорбился.
— Ты кто такой? — спросил его часовой у ворот.
— Да ведь это Саид, пусть проходит, — сказал второй часовой и ногой немного раздвинул ворота.
Саида ввели к наместнику Абаке. Наместник сидел на резном кресле из темного дерева. Слева от него стояло изображение журавля, справа — черепахи. Абака поглаживал свою большую черную бороду. На нем был богато расшитый костюм из красного шелка.
Саид стоял на коленях перед креслом, лицо его касалось пола. Он не осмеливался поднять глаза. Когда надо было кого-либо убить, он как лютый тигр кидался на свою жертву, но перед лицом могущественного человека был труслив, как шакал.
Узнав, что наместник приказал ему явиться, Саид смертельно испугался. Он провел ужасные сутки. Но что ему было делать? Бежать? Приказ Абаки настиг бы его повсюду — от Кашгара до Ханбалыка, от Чаханнора до Тали. Абака был исполнителем воли Ахмеда Злого[26], который управлял столицей огромной империи и пользовался безграничным доверием великого хана. Всякий человек, впавший у Ахмеда в немилость, кончал свои дни на плахе, а останки его пожирали псы. Во всех городах все командные посты занимали сторонники Ахмеда, а у них на службе состояли целые полчища шпионов.
Голова Саида касалась пола, на его спине играли солнечные лучи. Он чувствовал их тепло.
— Гляди на меня, — сказал Абака своим холодным властным голосом.
Саид поднял лицо. В темной глубине глаз Абаки вспыхивал какой-то огонек. Саид не выдержал взгляда наместника и опустил свои неспокойно бегающие зрачки.
— Гляди на меня, — гневно повторил Абака.
Покорный судьбе, Саид уставился в узкое лицо наместника, и на мгновенье в его душе вспыхнула надежда, но при первых словах Абаки она погасла, как слабый огонек, задутый порывом ветра.
— Ты не выполнил приказа.
— Увы, нет, мой господин.
— Я приказал глядеть на меня! — Лицо Абаки исказилось от злости, глаза вспыхнули, нервные складки избороздили лоб. — Собака! — крикнул он и судорожно вцепился в поручень кресла короткопалой рукой, странно несоответствующей его узкому лицу.
Саид дрожал от страха. Он ждал, что Абака произнесет сейчас ужасный приговор: «Сто семь ударов!» Ему казалось, что эти слова вот-вот сорвутся с уст наместника. Сто семь ударов тяжелой палкой означали смерть. Саид хотел жить. Он пришел в неистовство: рванулся вперед, ударил лбом о каменный пол и в отчаянии завопил:
— Простите меня, господин мой! О, простите! Этот великан связался с шайтаном. Он заколдовал меня. Я не мог пошевельнуться…
По лицу Абаки скользнула пренебрежительная усмешка, которая тут же сменилась выражением самодовольства. Наместник наслаждался своей властью над человеком, пресмыкавшимся у его ног. Да, он — Абака, наместник Чаньчжоу, при виде которого люди дрожат. Разве он не избранник аллаха и не так же могуществен, как Ахмед из Ханбалыка?
— Простите меня, мой господин, простите!
— Замолчи, — строго сказал Абака, — и гляди на меня!
Саид снова выпрямился.
Руки наместника недвижно покоились на темном дереве поручней кресла.
— Бек Баяндер приказал тебе заманить великана в пустыню. Ты не выполнил его воли. Я приказал убить молодого черта с гладким лицом, ты не сделал и этого. Как долго будут эти иноверцы, эти вонючие собаки, отравлять воздух в нашей стране! — закричал в гневе наместник.
Абака заставил себя успокоиться. Что ему делать с Саидом? Приказать убить или еще раз испытать его верность?
В парке сверкали покрытые росой лужайки. Вытянув вперед головы с острыми клювами, в небе летали журавли. Какие-то маленькие пестрые птички щебетали в листве. Два человека — один худой и высокий, а другой чуть пониже, широкоплечий — подошли к воротам дворца. Часовые, скрестив копья, преградили им путь. Тогда худой вытащил золотую пайцзу с печатью Хубилай-хана. Часовые тотчас раздвинули копья и услужливо распахнули ворота.
В зал, где сидел Абака, ворвались солнечные лучи, они отразились на гладкой поверхности мебели, пробежали по деревянной стене и, казалось, оживили черепаху, журавлей, резных драконов, львов и крылатых змей, вытканных на шелковых обоях. Тихо приоткрылась дверь, вошел секретарь наместника, бросился на колени и тут же поднял голову.
— Что такое? — недовольно спросил Абака.
— Простите, господин, — торопливо сказал секретарь. — Пришли чужестранцы с золотой пайцзой. Они желают вас видеть. Я думал…
Наместник кивнул и поднялся. Саид, как раненая собака, отполз в сторону, чтобы дать дорогу. Абака некоторое время стоял молча, потом сказал, указывая на Саида:
— Отправь его во двор и прикажи Салиму всыпать ему двадцать семь ударов… А господа пусть войдут ко мне.
— Благодарю вас, господин мой! Да ниспошлет вам аллах сто тысяч лет жизни! — пробормотал Саид и поцеловал край одежды наместника.
Абака ударил его ногой в лоб.
— Благодарю вас, господин мой! — шептал Саид, отвешивая поклоны. Почтительно пятясь, он покинул зал.
Наместник Абака уселся в резное кресло и с невозмутимым видом стал ожидать появления чужеземцев.
Николо и Маффео Поло опустились на колени и склонили перед наместником головы. Он кивнул им в ответ. Чужестранцы поднялись. Взгляд Абаки невольно упал на бирюзу в золотой оправе, которую Николо Поло носил на шее.
— Мы просим прощения за то, что оторвали вас от важных государственных дел, но все же разрешите преподнести вам маленький подарок.
Николо Поло вынул из кармана мешочек с тускло мерцавшим жемчугом и положил его на протянутую ладонь Абаки.
— Милость ваша безгранична, и повсюду люди славословят ваши мудрые деяния на благо великого хана, — продолжил Николо Поло. — Мы отправили письмо ко двору владыки всех владык, самому могущественному властелину на свете, который твердой рукой правит народами, и в письме этом восхваляем вашу безмерную доброту и сердечное участие, с которым вы, о благородный господин, приняли нас, жалких слуг его величества императора Катая. С вашего разрешения мы изъездили вдоль и поперек прекрасную страну тангутов и повсюду слышали, как люди произносят ваше имя с любовью и уважением. Мы посетили многие цветущие города, видели великолепные дворцы и смогли заключить хорошие сделки. Мы скупали шали из верблюжьей шерсти — таких тонких шалей не сыщешь во всем мире. Мы благодарим вас, повелитель, за вашу безграничную доброту, за дружеское расположение…