Никто не осмеливался промолвить ни слова. Факелы неровным светом озаряли колонны и лица гостей, сверкали драгоценные сосуды, а резные расписанные фигуры, украшавшие стены и потолок, словно пробудились к таинственной жизни.
О чем думал в эти минуты владыка владык, посланник божий? Он впился глазами в лицо Сю Сяна, своего старого учителя, но оно оставалось для него непроницаемым, точно так же, как оказалась непроницаема для императора, несмотря на все его старания, жизнь народа, который он подчинил себе силой оружия.
Сю Сян был единственным человеком при дворе, осмелившимся противоречить Хубилай-хану. Поэтому император очень ценил старика. Но как решился Сю Сян публично, демонстративно не подчиниться приказу императора?
Хубилай-хан поднялся с места, в его глазах вспыхнули злые искры, но он спросил подчеркнуто спокойно:
— Знаете ли вы, Сю Сян, что вы рискуете головой? Как вы осмелились ослушаться моего приказа и явиться сюда не в белой одежде? Вы забыли, что я ваш император?
Слуги, снимавшие нагар со свечей, застыли. Ахмед нервно поглаживал бородку.
Положение Сю Сяна было скверным. Тысячи глаз устремились на ученого.
— У меня был сын, ваше величество, — сказал Сю Сян. — Он погиб, когда ваше войско брало Ханбалык. После его смерти я в знак траура целый год носил белую одежду из грубого холста. Как же я мог после этого прийти на ваш высокий праздник в белом? У моего народа цвет счастья — красный, поэтому в честь вашего величества я надел сегодня это красное платье.
В зале раздался возбужденный гул голосов. Джамбуи-хатун, которая сидела слева от императора, наклонившись, шепнула ему что-то на ухо. Ее лоб покраснел от гнева.
Хубилай-хан поднял руку, и сразу в зале воцарилась тишина.
— Встаньте, Сю Сян… Разве он не прав, что пришел нынче в красном платье? Красный цвет — цвет счастья у катайцев. По этому я приказываю, чтобы отныне все катайцы надевали в праздники красные одежды. Все же другие пусть носят белые. Таков мой приказ.
Ахмед бросил на Сю Сяна взгляд, исполненный ненависти.
О Белом празднике думала Ашима, сидя в беседке и обводя ногой контуры солнечных бликов на земле. В общем, она не могла желать себе лучшей жизни. У нее была Ю, маленькая веселая служанка, которая развлекала ее, когда она скучала. Нельзя же девушке весь день напролет петь или играть на семиструнной арфе…
Вход в беседку служил как бы рамой для красивой, озаренной солнцем композиции. На переднем плане, посреди зеленого газона, цвело множество цветов, справа в бассейне отражался куст белого жасмина, а позади у ограды стояла яблоня, вся увешанная красными яблоками. Клочок неба, который видела девушка, был прозрачной голубизны. Ни одна веточка не колыхалась, только порой, под тяжестью бабочки или жука, чуть склонялась долу головка цветка.
И вдруг послышался голос Марко:
— Ашима, где ты?
Девушке показалось, что в голосе его звучала забота. Не откликаясь, она продолжала сидеть в тени. Разве она могла так внезапно выйти на солнечный свет? Ведь она очень устала… Марко стоял теперь перед дверью дома. Он потерял терпение. Ей даже не надо было закрывать глаза, чтоб отчетливо представить себе каждую черточку его лица.
— Ашима!
Быстрым шагом направился он к беседке. Она села на скамейку и заложила руки за голову.
Он стоял в проеме беседки, заслонив ей свет.
— У тебя цветы в волосах, Ашима. Как это красиво!
— Ах, я заснула. Вы уже давно дома, Марко?
В волнении она не смела взглянуть на него. Тяжелые черные волосы оттягивали ей затылок. Значит, он заметил цветы. От охватившей ее горячей радости она зарделась, но когда, наконец, решилась поглядеть ему в лицо, то почувствовала, что мыслями он уже опять был где-то далеко.
— Я сижу здесь в беседке, — смущенно сказала она.
Он же не виноват, что у него так мало времени. Она это прекрасно понимает. Он мог бы посидеть с ней хоть немного, но, видно, ему это не по душе. Ему с ней просто скучно. По его быстрым движениям она догадалась, что он опять спешит.
— Пойдем скорее в дом. Магео должен отправиться со мной к императору. Великий хан ждет нас, Ашима.
Она пошла с ним через сад к дому, а цветы жасмина, украшавшие волосы, бросила в бассейн и даже не полюбопытствовала узнать, какие дела призывают Матео и Марко. Она ведь не могла догадаться, что предстоящая беседа во дворце имеет прямое отношение к ее судьбе.
На поверхности воды плавали два цветка жасмина. Трава и цветы, казалось, изнемогали в ожидании вечерней росы.
* * *Марко впервые принимал участие в тайном заседании таи[32]. Таи был своего рода верховный суд страны, и вместе с тем он руководил армией. Таи состоял из двенадцати монгольских князей. Они представляли на утверждение императору, кого из военачальников следует назначить на должность или отставить, а также списки наград и дела о перемещении войск из одной провинции в другую. Князья эти были и советчиками хана в военных походах. На этот раз, кроме членов таи, в зале совета находились Ахмед, Сю Сян, астролог, сотник, Марко и Матео. Хуби-лай-хан пригласил собравшихся сесть на подушки.
Монгольские князья уселись узким полукругом перед императором, спиной к остальным. Бесшумно ходили по залу слуги, предлагая кумыс, кобылье молоко, и рисовую водку. Кивком головы великий хан подозвал к себе сотника. Это был широкоплечий лысый монгол из племени керейтов.
— Расскажи нам, что ты видел и слышал в Чипингу[33]. Только ничего не упусти, все нам поведай.
И Лысый начал свой рассказ:
— Бессмертный владыка, самый могущественный властелин земли, покоривший все страны от восхода солнца до заката, император великой Катайской империи, вы послали Онг-хана и Йеке-Черена на остров Чипйнгу, расположенный в Великом океане. Мы отправились туда на корабле — Онг-хан, Йеке-Черен, переводчик и сто воинов, как вы и приказали, — чтобы добиться у их царя признания вашей верховной власти и выплаты дани.
После девятнадцати дней пути мы пристали к острову и сказали людям, которые вышли нам навстречу: «Мы хотим говорить с вашим царем. Он должен подчиниться самому могущественному властителю земли, великому хану Хубилаю, и выплачивать ему дань». Они нам ответили: «Тогда плывите дальше против захода солнца, и вы попадете на большой остров, где живет наш царь».
Мы были в пути еще несколько дней и причалили, наконец, к Чипингу. Онг-хан и Йеке-Черен, взяв с собой двух воинов и переводчика, отправились в царский дворец. Дворец этот был крыт толстыми золотыми плитами. И потолки в царских покоях тоже были сделаны из чистого золота. Это мы сами видели.
Мы прошли через многие залы и покои, и повсюду стояли маленькие столики из чистого золота.
Онг-хан сказал тогда Йеке-Черену: «Мы должны это рассказать Хубилай-хану, владыке всех владык. В жизни я еще не видел таких богатств».
Но царь Чипингу не пожелал принять Онг-хана и Йеке-Черена. Он сказал: «Пусть они отправятся к Токимуно». И мы отправились во дворец, где находился Токимуно, их первый министр. Онг-хан и Йеке-Черен передали ему послание вашего величества. Токимуно его тут же прочел. «Кто же вы такие, что смеете предъявлять нам эти наглые требования?»— спросил он. Онг-хан ответил ему: «Мы посланцы самого могущественного властелина земли, великого хана Хубилая, императора Катая. Если вы исполните его требования, он будет к вам благосклонен, а если нет, он пойдет на вас войной».
И тогда Токимуно рассердился. «Схватите этих двоих, — приказал он, — и обезглавьте их. А Лысый и остальные пусть идут. Они должны вернуться на родину и передать великому хану наш ответ». Так сказал Токимуно. Онг-хана и Йеке-Черена тут же казнили, а мы побежали к кораблю, чтобы поскорее покинуть тот берег.
И Лысый упал к ногам императора.
Хубилай-хан выслушал его, не выдав своих чувств. Двенадцать членов совета таи с высокомерными лицами сидели на подушках, их узкие, раскосые глаза были устремлены на великого хана.
— Ты сказал, дворец крыт чистым золотом? — переспросил император после долгого раздумья.
— Я видел это собственными глазами, ваше величество.