На следующее же утро Николо, Маффео и Марко Поло отправились в императорский дворец и попросили Хубилай-хана принять их.
Повелитель заставил венецианцев прождать полдня в приемной, прежде чем пригласил их к себе, в личные покои. С ним был Эсень-Тимур, ставший после смерти Сю Сяна первым советником императора.
Хубилай-хан снова завел разговор о последнем плавании венецианцев и с пристрастием расспрашивал о подробностях путешествия. Время от времени он вдруг бросал быстрый взгляд на своих собеседников, а потом тяжелые веки снова прикрывали глаза, и лицо его приобретало сонное выражение.
Венецианцы не обнаруживали своего нетерпения и давали исчерпывающие ответы на все вопросы императора. Они понимали, что судьба их скоро решится.
— Улатай, Апушка и Коджа были у меня вместе с Кокечин, — сказал наконец великий хан. — Вы, значит, хотите проводить их в страну Аргуна… Бедняжка Кокечин прямо чахнет от тоски. Мне не хочется вас отпускать, но Эсень-Тимур сказал: «Почему ты их задерживаешь? Разве ты не видишь, что они хотят вернуться домой? Отпусти их». Вы мне верно служили, поэтому я хочу удовлетворить вашу просьбу. Отвезите Кокечин ко двору ильхана Аргуна, а потом отправляйтесь домой. Корабли я вам дам.
Император говорил дружественно и снисходительно. Венецианцы бросились перед ним на колени, не зная, как выразить свою благодарность за его великую милость.
Ю и Фань Гунн-ду сразу заметили, что произошло какое-то радостное событие. Господ нельзя было узнать. Они смеялись и шутили, по всему дому звучали их веселые голоса. Ю узнала от Ашимы о предстоящей поездке и сразу сообщила новость Фаню. Итак, господа возвращались к себе на родину. А что же будет с ними? Фань с ужасом думал о морском путешествии. Он не любил ни моря, ни жизни на корабле.
— Знаешь, Ю, — вздыхал он, — я наверняка умру, если снова поеду в жаркие страны… Я мог бы купить себе домик и небольшой участок земли. На свинью и на буйвола у меня тоже хватило бы денег… Если бы ты согласилась, Ю, я поговорил бы с господами… Но ты, наверно, ждешь не дождешься моей смерти.
В ответ Ю сердито взглянула на него.
— Ах, вот что ты обо мне думаешь! — воскликнула она. — Что же, желаю счастья тебе и твоему буйволу…
Она хотела выбежать из комнаты, но Фань удержал ее.
— Да я же сказал это в шутку… Ты останешься со мной, если господа разрешат?
Заливаясь слезами, Ю молча кивнула. Ей было жаль расставаться с Ашимой, но сердце ее ликовало: ведь глупый Фань произнес наконец слова, которых она давно ждала. Она плакала, уткнувшись Фаню в плечо, и была кротка, как кошечка, которая на время убрала свои когти.
Хубилай-хан приказал выдать венецианцам золотую пайцзу, на которой был выгравирован его приказ оказывать им и их свите радушный прием и всяческую помощь во всех странах, которые находятся под его господством. Он также дал им полномочия вести от его имени переговоры с папой и с королями Франции и Испании.
По приказу великого хана в порту Зайтон снарядили четырнадцать кораблей для дальнего плавания. У всех у них было только по одной мачте, но такой крепкой, что на ней держалось девять парусов. На пяти самых крупных кораблях была команда из двухсот пятидесяти человек. Трюмы загрузили запасами продовольствия на два года.
Император дал в честь венецианцев, посланцев ильхана Аргуна и красавицы Кокечин прощальный пир. Он подарил Марко, Маффео и Николо много рубинов и других драгоценных камней и простился с ними весьма благосклонно, взяв с них обещание, что они снова вернутся к его двору после того, как поживут некоторое время в Европе.
Тысяча воинов составила почетный эскорт венецианцев. Караван ехал по знакомой Марко дороге на юг и добрался наконец до берега могучей Желтой реки. Пока путешественники переправлялись на тот берег, венецианцы, Ашима и Фань поскакали к каменистому склону, чтобы в последний раз проститься с Матео. Молча, на коленях, стояли путники перед могилой своего друга. Река, сдавленная скалистыми берегами, гудела, орлы парили высоко в небе, ветер поднимал желтую пыль. Между камнями, в расщелинах, росли маленькие желтенькие цветочки.
Матео спал вечным сном. Но в памяти друзей он продолжал жить. Им казалось, они слышат его громкий смех, видят его глубоко посаженные умные глаза, любуются его могучей фигурой. Они вспоминали радости и горести, которые делили с Матео. и каждый из них вел с ним молчаливый разговор. Потом Марко сказал вслух:
— Мы передадим от тебя привет Венеции, Матео.
Ашима закрыла лицо руками. Она плакала.
Фань Гунн-ду говорил про себя: «Ты ведь не сердишься на меня, брат… Я теперь построю себе хижину и куплю небольшой участок земли, буйвола и поросенка… Я хорошо заживу. И с моей Ю мне тоже повезло. Всем этим я обязан тебе, Хозяин… Прощай, Матео!»
* * *Мягким сентябрьским утром четырнадцать кораблей в бухте Зайтон подняли якоря. Дул легкий бриз. Фань Гунн-ду и Ю стояли среди толпы и глядели на корабли, которые, подняв белые паруса, медленно уходили в море. Марко Поло и Ашима богато одарили Фаня и Ю.
Ашима не могла оторвать взгляд от удаляющегося берега. Марко Поло обнял ее, ему хотелось, чтобы жене не было сейчас одиноко.
— Я тоже словно еду домой, — сказала Ашима.
Старики стояли на носу корабля. Их волосы развевались на ветру. Только теперь, уже выйдя в открытое море, братья почувствовали себя совершенно свободными. «Я готов расцеловать ветер, паруса, корабельные доски», — думал седой шестидесятилетний Маффео Поло. Он положил руку на плечо Николо:
— Мы едем домой, брат.
— Да. Дай нам бог счастливо вернуться на родину.
* * *Путешествие было нелегким. У берегов острова Хайнань они попали в бурю, — огромные волны швыряли их корабли так, что казалось, им несдобровать. А потом долгие недели на море был коварный штиль. Небо обдавало их жаром. Началась эпидемия лихорадки, она унесла немало людей. Странным образом, и в этом путешествии лихорадкой болели только мужчины. Улатай и Апушка, посланцы ильхана Аргуна, умерли в один и тот же день. Старик Коджа и красавица Кокечин, исполненные горя, стояли у их гробов.
Венецианцы выходили на палубу только вооруженные и в сопровождении телохранителей. Ночью они по очереди дежурили в каюте, ибо чувствовали, что команда глядит на них недобрым взглядом. Матросы все чаше шептали друг другу:
— Больных много оттого, что боги разгневались на нас. Нужно выкинуть неверных за борт, и тогда все поправятся.
После трех месяцев пути корабли подошли к Малой Яве, острову восьми царств. Они бросили якорь в бухте и месяц отдыхали на северном берегу острова. Настроение моряков и свиты несколько улучшилось. Но вторая часть пути оказалась еще труднее первой. Восемнадцать месяцев плыли путешественники по Индийскому океану, прежде чем добрались до порта Ормуз. За дорогу умерло шестьсот человек, среди них только одна женщина.
Лицо красавицы Кокечин покрылось морщинами, черты ее заострились. Коджа и венецианцы тоже словно высохли от утомительного путешествия и невыносимой жары. Только одна Ашима не изменилась. Все были очень рады, когда смогли ступить на скалистый остров в Персидском заливе. Наместник Ормуза принял их радушно и предоставил в распоряжение путников пять домов на берегу. Тут они узнали печальную весть о том, что ильхан Аргун незадолго до их прибытия скончался. Его землями правил теперь наместник Гайхату, как опекун несовершеннолетнего сына Аргуна.
Узнав о смерти Аргуна, Кокечин разразилась рыданиями и сетованиями и долго не могла успокоиться. Вечерами сидела она в саду, не сводя глаз с тускло поблескивающего моря. Придворные дамы пытались ее утешить, но Кокечин их решительно отсылала. Она вспоминала беззаботную жизнь при дворе великого хана, свое детство, которое провела в шатре у отца, лошадей, которые паслись на склонах холмов, песни пастухов. Но она была еще молода и в один прекрасный день взяла зеркало и привела в порядок волосы. Когда Коджа сказал ей, что им пора отправляться ко двору Гайхату, Кокечин согласилась, и они пустились в путь.
Резиденция наместника ильхана находилась в Тебризе. Коджа попросил венецианцев сопровождать их. Так как Тебриз находился на пути в Европу, они охотно приняли предложение. Свита уже успела отдохнуть после морского путешествия. Исполненные лучших надежд, все отправились в путь. По персидской земле двигался огромный караван: всадники на конях, паланкины, мерно раскачивающиеся на спинах мулов, тяжело навьюченные верблюды. Золотая пайцза великого хана повсюду обеспечивала венецианцам помощь, поддержку и охрану. Их багаж везло пять верблюдов. Самые крупные драгоценные камни купцы из предосторожности зашили в свои невзрачные дорожные одежды. Караван благополучно добрался до Тебриза, и Гайхату принял путников с большим почетом.