Спасение чудака
В поисках заработка друзья пришли в городок, где жил чудак, разуверившийся в своих возможностях принимать верные решения и во всех случаях жизни использовавший персональный компьютер, для которого сам разработал программу.
Молва разносила о чудаке удивительные истории. Говорили, будто он отказался от наследства за границей, получив от машины предостережение, что хлопоты по получению наследства превысят его фактическую стоимость, будто — по подсказке машины — отказался жениться на дочери губернатора…
Друзья застали чудака в жалком положении: он умирал от истощения, но не только потому, что в доме у него не было ни куска хлеба, а прежде всего потому, что не выходил за порог: боялся чумы, холеры, падающего астероида, вторжения инопланетян, пьяного солдафона оккупационных войск, озоновой дыры и прочих напастей, о которых ему сообщал цветной экран компьютера.
Увидев бедолагу, пан Дыля воскликнул:
— До какого ужасного состояния довела тебя, человек, рабская зависимость от машины! Она претендует на большее, нежели самый божественный интеллект!
— Кощунственные слова, — простонал чудак. — Машина, которой я доверяю, олицетворяет мозг величайшего мудреца планеты! Я это хорошо знаю, потому что сам составлял алгоритмы, сам рассчитывал математические таблицы, по которым машина производит расчеты!
— Заблуждаетесь, сударь, — сказал Гонзасек, — машина не может соперничать с мудрецом или гением, потому и мудрец или гений осуждает контроль машины над психикой. Все программы для машин — это рекомендации средних, стандартных умов, благодаря чему, собственно, и могут быть описаны языком математики. Да, машина в десятки и даже в сотни раз увеличивает возможности человека, особенно если он хочет выиграть время, но гадальные карты или конторские счеты никогда не заменят живого рассудка!
По знаку пана Дыли Чосек выложил на стол купленные на последние деньги говяжью тушенку, белый батон, когда-то стоивший 20 копеек, и пару бутылок превосходного кваса, изготовленного по рецептам старинного завода.
— Подкрепи силы, — предложил пан Дыля, — потом мы вместе подумаем, как помочь беде.
— Помогать не надо, — в испуге отшатнулся человек. — Есть ничего не буду, стоит ли есть сегодня, если завтра снова проснется голод? И вообще машина ставит вопрос ребром: стоит ли жить, если все равно придется умереть?.. Увы, я не в состоянии рассчитаться за угощение, которое вы принесли в мой дом!
И человек заплакал.
— Он спятит с ума и протянет ноги, если мы ему тотчас не поможем, — прошептал Чосек на ухо пану Дыле.
— Ешь, — настаивал пан Дыля, — мы угощаем тебя как друга. Нам ничего от тебя не нужно.
— Ничего не нужно? О господи! — вскричал человек. — Такого быть не может! На этот вопрос моя машина отвечает отрицательно! Человек человеку — волк!
— Допускаю, что мы живем уже среди волков, — сказал пан Дыля. — Но, видишь ли, мы не так воспитаны, чтобы получать удовольствие от созерцания страданий своего соплеменника. Твоя машина лишена сердца, стало быть, и разума. Мне и моим товарищам больно, что ты погибаешь от безрассудной покорности мертвому миру, изверившись, видимо, в справедливости мира живого. Но вся надежда только на живой мир. От него зло. Но и добро — только от него.
— Послушайте, — вмешался Чосек, очень любивший доказывать что-либо примерами из собственной жизни, которые обыкновенно придумывал на ходу. — Однажды я заблудился в дремучем лесу. При мне было два компаса, и оба показывали в прямо противоположные стороны. Я шел часа два в одном направлении — лес становился все более густым и мрачным. Тогда я пошел в другом направлении и часа через четыре, когда силы уже покинули меня, уперся в глубокое болото. Я бы погиб, если бы не выбросил оба компаса и не положился бы на собственную интуицию.
— Он прав, — добавил Гонзасек, — когда бессилен опыт всех, надо полагаться на свой собственный опыт. Нам так часто пудрят мозги, что мы не понимаем уже простейших вещей.
— Догадался! — вскричал чудак. — Вы пришли ко мне потому, что вам нужна моя машина! Она стоит больших денег, но я поклялся никогда не продавать ее, что бы со мной ни случилось. Но вам, вам я отдаю ее теперь бесплатно!
Пан Дыля подмигнул своим товарищам, они поняли его и тотчас вынесли машину из дома чудака. А вскоре возвратились с деньгами, вырученными от продажи машины какому-то иностранцу, который был наслышан о ней и мечтал приобрести ее для перепродажи.
Пан Дыля сидел за столом, а чудак с удовольствием уписывал тушенку и попивал квас.
— Чтобы спасти тебя, я был готов уничтожить эту коварную машину, — сказал пан Дыля. — Но мои друзья выгодно продали ее. Получи свои деньги, они поддержат тебя, пока ты вновь не научишься полагаться на свою голову!
Чудак опять заплакал.
— Как же я буду жить? — спрашивал он. — Я привык советоваться с машиной и без нее не знаю, нужно ложиться спать или вставать, брать зонтик или надевать галоши.
— Доверяйся чувству, которое постучит в твое сердце, — сказал пан Дыля, — оно укажет на самое мудрое из всех решений. И пойми, это одна из величайших радостей жизни — принимать самостоятельные решения, хотя за них приходится расплачиваться своей судьбой!..
Друзья по очереди пожали руку чудаку и распрощались с ним.
На улице Чосек проворчал:
— Хотя бы сотню рублей удержали за свои труды!
— Нет, — сказал пан Дыля. — Бескорыстие — одно, коммерция — совсем другое… Когда придет твой последний час, Чосек, вспомни о том, что ты позволял себе бескорыстные поступки в корыстном мире. Все пропадет, если человека вынудят поклоняться только выгоде!
Поросенок
Пан Дыля и его друзья никогда и в помыслах не держали, чтобы сорвать с кого-либо незаработанную копейку. Уж сколько их обманывали! А они, воспитанные в старом, благородном духе, все тянулись к труду и готовы были уважить каждого встречного.
Подрядились они как-то в Заславле — за мизерную плату — отвезти в город живого поросенка. Старик Гузинас, разумеется, не доверил бы им поросенка, если бы не повторное письмо от сына, жившего в губернском центре. В первом письме сын просил денег, сообщая, что лишился работы и по этой причине от него собирается уйти жена с ребенком. «Чепуха, — подумал старый Гузинас. — Никогда прежде на нашей земле не бывало, чтобы кто-либо надолго лишался работы и от него по этой причине уходила жена». Он не ответил на письмо, сделав вид, будто не получал его. Во втором письме сын уже не просил денег, но сообщал, что жена ушла, забрав дочь, а он распродает оставшееся имущество, чтобы не помереть с голоду…
Покряхтел, покряхтел старый Гузинас и позвал пана Дылю.
— Видно, и впрямь переменились корни жизни, — сказал он. — Снеси-ка моему сыну поросенка. Не может же безработный целыми днями искать работу, пусть ходит по домам, собирает корки и выкармливает эту живую копилку. Квартира теперь пустая, а время такое, что надо уметь извлекать доход даже из пустоты. Когда же поросенок вырастет в свинью, я приеду, чтобы ее заколоть и продать на рынке мясо, без меня сыну в этом деле все равно не управиться. Парень вырос с гвоздем в голове, его, конечно, уволили из-за поисков справедливости, а какая может быть в мире справедливость, если те, у которых пасть шире, живьем глотают тех, у кого она уже?
— Вы бы письмо написали, что ли, — попросил пан Дыля, выслушав сумбурные речи скряги. — Я не знаю вашего сына, мне неудобно говорить про все это. Вы хоть и пенсионер в настоящее время, но все же грамотный человек, в прошлом начальник мехдвора, — вон у вас еще с той поры новенький трактор припрятан, а один, говорят, вы продали, выручив почти миллион… Вот бы вам и написать единственному сыну, который попал в беду. Уж я-то знаю, что значит остаться без работы в нынешние времена, когда даже беззаконие творят по закону.
Старик прямо-таки позеленел от досады.
— Во-первых, — отрезал, — не ройтесь в моей биографии, не ваше дело! Во-вторых, я вас нанял и тратиться более не желаю: все велю передать устно! Письмо писать — это бумага, конверт, марки и время, которого у меня в обрез. Слышите, визжат свиньи, требуют болтушки?