Моя рука лежит на пластиковом подоконнике пластикового окна в Пластикбурге. Играю в игру «Подними два пальца»: указательный с безымянным или средний с мизинцем. Тренировка ловкости, укрепление нервов, фитнес для мозгов. Между прочим, в жизни любую паузу можно использовать для тренировок. Напрягать мышцы живота, когда ждёшь автобуса, приседать в лифте, считать в уме в очереди в кассу и так далее. Оставаться в форме — в как можно лучшей форме — как можно дольше.
Или хотя бы поднимать пальцы, когда ждёшь Того Человека, который опаздывает. Впрочем, как всегда.
Я знаю: такой уж он по жизни, ему непременно надо доиграть до конца любую мелодию — отстучать хоть по столу, хоть по оконному стеклу, хоть по забору или ложкой по стаканчику с йогуртом… Он так делает не нарочно, только вот у меня от этого чешутся пятки и свербит под коленками. Тому Человеку ещё повезло, что я с ним не разговариваю — а значит, и Мява не устраиваю.
Мои пальцы танцуют, ещё немного — и я настолько ими овладею, что смогу выстукивать короткие мелодии. Вдруг — звонок, я поднимаю голову: вот он, сидит на старом чёрном велосипеде с прицепом перед низенькой зелёной изгородью и звонит в старый велозвонок.
Тот дребезжит звонко и весело, отчего у местных бабусек в радиусе четырёхсот метров наверняка падают все магниты с холодильников. Он смеётся и насвистывает, волосы у него отросли и уже слишком длинные. Потому что стричь их больше некому. Он заправляет прядь за левое ухо и глядит на меня. Я иду к двери. Как только можно быть таким весёлым?
— Что это у тебя?
Это он про ссадины на руках. Даже если б я с ним разговаривала, в ответ он получил бы только «Сам не видишь, что ли?». Что он себе думает?!
— Поранилась?
Cмотрит с беспокойством. Не-е-е, я его ещё помариную — в особо остром соусе для идиотских вопросов. А пока что сверкну глазами, намекая на Серьёзный Мяв.
— Как так получилось?
Попытка зачтена. Но всё равно Тот Человек отлично знает: я ему ничего рассказывать не буду.
— Ехать-то можешь?
Залезаю на велосипед, нажимаю на педали. Мы едем на рынок за продуктами, его прицеп (самодельный, между прочим) зверски дребезжит по булыжной мостовой.
— Идёт неплохо! — вопит Человек, перекрикивая дребезжание. Вот ведь нашёл время, лишь бы поорать! Прицеп подозрительно кряхтит и, похоже, вот-вот развалится.
Поворачиваем на велодорожку, Человек кричит дальше, хотя его никто не спрашивает:
— Приходишь туда, а вокруг — столько молодых людей… Странное ощущение — что я намного старше их. Очень намного. Что я уже какой-то затхлый старик.
Именно! Вот такой ты и есть, Человек, — старик! Невероятно старый, практически динозавр. И уж точно ты слишком стар для юной Люси де Кляйн — она же почти ещё ребёнок! А ты уже по ту сторону времени, ещё пара недель — и у тебя из ушей волосы полезут!
— Вообще-то там нормально. Только скучно очень, потому что и так примерно понятно, как уличное движение устроено, а уж по какой букве закона надо правильно нагружать прицеп или регулировать угол наклона фар и всякое такое — это не слишком интересно…
У меня такое ощущение, что Того Человека вообще не смущает, что я с ним не разговариваю. Он прямо наслаждается, что остаётся столько места для него и его скучнющих историй.
— На следующей неделе, — говорит Тот Человек, — у меня первый урок вождения.
Ну что ж, если ему непременно надо устраивать шоу одного актёра — пожалуйста! Нравится бегать по безлюдной Мауляндии, стирая свои уродские ноги в кровь, — на здоровье, мне плевать. Но вот что совершенно не пойдёт и ни в какие ворота не полезет — так это повернуться к нам спиной и о нас забыть. Тот Человек обязан помогать. Я пишу ему записки, короткие письма, иногда мейлы. Звонить не звоню — я же с ним не разговариваю. Посылаю ему поручения с чёткими указаниями, когда их выполнять, и ему приходится их придерживаться, чтоб не стать совсем уж посмешищем. Ему дозволено делать всё то, чего я не люблю. Ничего бы не стоило заставить его мыть посуду в карнавальном костюме или кувыркаться в саду в 35-градусную жару в шапке-ушанке и на лыжах. Это же его долг, мы его семья, а я вообще только ребёнок. Я-то ничего этого не выбирала и не хотела! Не по своей воле я покинула дикие бескрайние просторы своего королевства и поселилась в теснинах Пластикбурга.
Да, резвись теперь, Человечишка, в Мауляндии один-одинёшенек, притворяйся, что тебе это страшно нравится, ведь наверняка здорово, когда столько места — и всё для тебя одного! Можешь болтать по душам со своим новым другом по имени Эхо. Только сначала подстриги нашу пластикбургскую живую изгородь и почисти от листьев водосточную трубу. Ах да, и окна помыть тоже бы не мешало…