Однажды (это произошло вскоре после моей женитьбы) жена моя выразила желание принять участие в охоте. Я поехал вперед, чтобы высмотреть что-нибудь подходящее, и вскоре мой пес замер перед стаей в несколько сот куропаток. Жду я, жду свою жену, которая в сопровождении моего адъютанта и гайдука выехала сразу вслед за мной, но никого не видно и не слышно. В конце концов я забеспокоился и повернул назад. Примерно на полдороге внезапно до меня донесся жалобный плач. Казалось, плач раздается совсем близко, а между тем куда ни глянь - не видно ни живой души.
Соскочив с коня, я приложил ухо к земле и тогда не только услышал, что плач доносится из-под земли, но и совершенно ясно уловил голоса моей жены, моего адъютанта и гайдука. И тут я заметил недалеко от себя вход в угольную шахту. Не могло быть сомнения в том, что моя несчастная жена и ее спутники провалились в эту шахту. Пустив лошадь в карьер, я понесся в ближайшую деревню за углекопами, которым после очень длительной и трудной работы удалось извлечь пострадавших из ямы глубиной в девяносто сажен.
Первым они вытащили гайдука, затем его коня, затем адъютанта, за ним его коня, потом мою жену, и наконец ее турецкого клеппера. Самым удивительным во всей этой истории было то, что люди и лошади при таком страшном падении остались, если не считать нескольких незначительных ссадин, невредимыми. Но испуг они пережили ужасный! Об охоте, как вы легко можете себе представить, уже думать не приходилось, и так как вы, надо полагать, за этим рассказом забыли о моей собаке, то не удивитесь, что и я не вспомнил о ней.
Служебные обязанности заставили меня на следующее же утро отправиться в дальнюю поездку, из которой я вернулся лишь через две недели.
Не прошло и нескольких часов после моего приезда, как я заметил отсутствие своей Дианки. Никто о ней за все это время не побеспокоился. Слуги были убеждены, что она побежала за мной, и вот теперь, к великому моему огорчению, ее нигде не могли сыскать.
Внезапно у меня мелькнула мысль:
"А не осталась ли собака у куропаток?"
Надежда и страх заставили меня немедленно помчаться к месту охоты, и представьте себе! - к несказанной моей радости оказалось, что собака стоит на том же месте, где я оставил ее две недели назад!
- Пиль! - крикнул я. Она сразу бросилась вперед, и я одним выстрелом уложил двадцать пять куропаток.
Несчастное животное, однако, так обессилело от голода, что у него едва хватило сил доползти до меня. Чтобы добраться с ним до дому, мне пришлось взять его к себе на лошадь, и вы можете поверить мне, что я с величайшей радостью согласился вынести такое неудобство.
Благодаря тщательному уходу и заботе моя собака уже через несколько дней была весела и бодра, как прежде, а несколькими неделями позже она дала мне возможность разгадать загадку, которая без нее, вероятно, навеки осталась бы неразгаданной.
Два дня подряд я гонялся за зайцем. Собака моя все вновь и вновь выгоняла его, но мне никак не удавалось точно прицелиться. В колдовство я не верю - никогда не был подвержен суевериям, слишком много диковинного я для этого пережил. На этот раз, однако, моих пяти чувств было явно недостаточно. Наконец заяц подвернулся так близко, что я мог выстрелить в него. Заяц упал, и что вы думаете я тогда обнаружил? Под брюхом у моего зайца было четыре лапы, а на спине - четыре других. Когда две нижние пары уставали, то заяц мой, как ловкий пловец, умеющий плавать и на животе и на спине, переворачивался, и тогда обе новые пары несли его вперед с еще большей быстротой.
Никогда после не пришлось мне встречать такого зайца, да и этот не попался бы мне, не обладай моя собака такими совершенствами. Это животное настолько превосходило всех представительниц своего рода, что я не задумываясь присоединил бы к ее кличке эпитет "Единственная", если бы принадлежавшая мне борзая не оспаривала у нее эту честь.
Эта собака отличалась не столько своим сложением, сколько необычайной быстротой бега. Если бы вам, милостивые государи, пришлось видеть ее, вы были бы несомненно восхищены и не удивлялись бы тому, что я так любил ее и столь часто с ней охотился. Ей пришлось, служа мне, бегать так быстро, так часто и подолгу, что она стерла себе лапы почти по самое брюхо, поэтому в последние годы ее жизни я мог пользоваться ею только как таксой-ищейкой. Но она и в этой роли прослужила мне еще не один год.
В свое время, еще в бытность ее борзой - кстати сказать, она была сукой, - она погналась за зайцем, который показался мне необычайно толстым. Мне было жаль моей собаки: она должна была скоро ощениться, но старалась бежать с такой же быстротой, как всегда. Мне удавалось следовать за ней верхом только на очень большом расстоянии. Внезапно я услышал лай, словно лаяла целая свора, но при этом такой слабый и нежный, что я никак не мог сообразить, в чем дело. Когда я приблизился, глазам моим представилось подлинное чудо.
Зайчиха на бегу произвела на свет зайчат, а сука моя ощенилась! К тому же зайчат было ровно столько же, сколько и щенят. Подчиняясь инстинкту, зайчата пустились наутек, а щенки не только погнались за ними, но и поймали. Таким образом, к концу охоты у меня оказалось шесть зайцев и шесть собак, хоть я и начал охоту с одной-единственной собакой.
Об этой замечательной собаке я вспоминаю с таким же удовольствием, как и о чудесном литовском коне, которому цены не было. Он достался мне благодаря случаю, предоставившему возможность показать свое искусство наездника и заслужить немалую славу.
Я гостил однажды в роскошном поместье графа Пржобовского в Литве и остался в парадном покое за чайным столом в обществе дам в то время, как мужчины спустились во двор посмотреть молодого чистокровного коня, только что доставленного с конского завода.
Внезапно со двора донесся крик о помощи.
Я сбежал по лестнице и увидел коня, который, взбесившись, вел себя так необузданно, что никто не осмеливался ни подойти к нему, ни вскочить на него.
Самые смелые и решительные наездники толпились вокруг в смущении и растерянности.
На всех лицах отразился испуг, когда я одним прыжком вскочил на коня и этим неожиданным маневром не только его напугал, но и полностью покорил и усмирил, пустив в ход все свое искусство наездника. Чтобы продемонстрировать перед дамами это искусство и при этом не обеспокоить их, я принудил коня вместе со мной прыгнуть через одно из открытых окон в столовую. Здесь я несколько раз то шагом, то рысью, то галопом прогарцевал по комнате и в конце концов заставил коня вскочить на чайный стол и продемонстрировать здесь в миниатюре все тонкости высшей школы верховой езды, которые вызвали восхищение всех присутствовавших дам. Моя лошадка проделала все так изящно и ловко, что не разбила ни одной чашки. Все это вызвало ко мне горячие симпатии как дам, так и самого графа, который с присущей ему учтивостью попросил меня принять молодого коня от него в подарок и завоевать на нем победу и славу в походе против турок, который должен был вскоре начаться под предводительством графа Миниха (*1).
Трудно было сделать более приятный подарок! Он как бы предвещал много хорошего в походе, в котором мне предстояло выдержать первое испытание в качестве солдата. Такой конь, покорный, горячий и смелый - овечка и Буцефал одновременно - должен был ежечасно напоминать мне о долге бравого солдата и об удивительных подвигах, совершенных на поле брани Александром в молодые годы.