Дело в том, что Камилло мечтал вернуться на Сицилию и вновь увидеть своего прежнего повелителя; он знал, что Леонт горько сожалеет обо всём, что натворил в умопомрачении. И вот Камилло предложил влюблённой паре бежать на Сицилию и просить покровительства Леонта. Флоризель и Утрата последовали его совету; старый пастух, страшась королевского гнева, тоже отправился на Сицилию, взяв с собой всё, что когда-то нашёл рядом с малышкой: драгоценности, одежду и письмо, которое было приколото к мантии.
Король Леонт радушно встретил Флоризеля и его невесту. Он был очень любезен с сыном старого друга, однако не мог отвести глаз от Утраты. Видя, как она похожа на покойную Гермиону, он безутешно твердил:
— Моя дочь могла бы стать таким же чудесным созданием, если бы я в своей жестокости её не отослал.
Узнав, что дочь короля по его приказу в младенчестве отвезли в неизвестную страну и оставили на пустынном берегу, старый пастух вдруг подумал, что его Утрата и есть та самая пропавшая принцесса! Он поведал королю Леонту ту давнюю историю, а в доказательство своих слов предъявил драгоценности и письмо. Король пришёл в неописуемый восторг и щедро наградил доброго пастуха.
А что же король Богемии Поликсен? Как и предполагал Камилло, он поспешил на Сицилию вслед за сыном, чтобы помешать ему жениться на Утрате (и, конечно, взял Камилло с собой). Но, узнав, что простая пастушка оказалась принцессой и дочерью его старого друга, Поликсен с радостью дал благословение на этот брак.
Однако даже счастливое обретение Утраты не утешило Леонта. Он по-прежнему винил себя в смерти жены, которая могла бы сейчас вместе с ним радоваться счастью их дочери. Леонт вновь и вновь повторял в тоске: «О Гермиона!», целовал Утрату и её жениха, принца Флоризеля, просил прощения у Поликсена, благодарил старого пастуха за всё, что тот сделал для его дочери…
И тут к Леонту обратилась Паулина, к которой король все эти годы был особенно добр, помня о её привязанности к покойной Гермионе.
— У меня есть статуя королевы, над которой много лет трудился великий итальянский скульптор Джулио Романо, — сказала Паулина. — Она стоит у меня в доме, в отдельной нише. После смерти Гермионы я захожу туда по несколько раз на дню. Не желает ли ваше величество взглянуть на статую?
Леонт, Поликсен, Флоризель и Утрата в сопровождении Камилло и придворных отправились в дом Паулины. И вот перед ними тяжёлый пурпурный занавес. Взявшись за его край, Паулина произнесла:
С этими словами она отдёрнула занавес. Король впился взором в прекрасную статую покойной жены, не в силах вымолвить ни звука.
— Я высоко ценю ваше молчание, — сказала Паулина. — В нём больше изумления, чем в словах. Но отвечайте — похожа ли она?
— Вылитая Гермиона! — ответил потрясённый король. — Но в жизни она была моложе, у неё не было морщин.
— О да! — согласился Поликсен.
— В этом отразилось искусство скульптора, — ответила Паулина. — Он изобразил её такой, какой она была бы теперь.
Леонт всё никак не мог оторвать глаз от статуи.
— Если б я знала, государь, — сказала Паулина, — что бедное изваяние вас так взволнует, то никогда бы его вам не показала.
— Не закрывай завесы, — только и мог вымолвить Леонт.
— Довольно, не смотрите так пристально, не то вам придёт в голову, что она движется.
— Пусть! Пусть! — воскликнул король. — Смотри, она как будто дышит!
— Нет, лучше уж я задёрну занавес, — сказала Паулина, — а то вам покажется, что статуя жива.
— Ах, Паулина, — ответил Леонт, — жаль, что мне так не казалось все минувшие годы!
— Если вы выдержите такое потрясение, я заставлю статую спуститься вниз и взять вас за руку, — сказала Паулина. — Но я боюсь, что вы сочтёте это колдовством.
— Делай всё что угодно — я буду только счастлив, — ответил король.
И вот, к изумлению присутствующих, статуя сходит с постамента, спускается по ступенькам и обнимает короля, а он в ответ обнимает и целует её — ведь это вовсе не статуя, а живая, настоящая Гермиона, его королева! Все эти годы она тайно жила в доме Паулины, не открываясь мужу: она знала, что Леонт раскаивается, но не могла простить ему потери новорождённой дочери.