Выбрать главу

А второе Что в том? Она не понимала. Нет, понимала, отчего и это Пётр Афанасьевич желает скрывать. Самолюбие страдало в ней, она притворялась:

— Не понимаю. Зачем? Что тут стыдного? У вас странные взгляды.

Он взял её руку и, хозяйски поглаживая:

— А вы, душенька моя, Елизавета Юрьевна, привыкайте: взглядов моих всенепременно и обязательно надо вам слушаться.

— Вечно слушаться! Вечно только слушаться, слушаться!

Её детскость трогала Петра Афанасьевича. Её сердитая стыдливость и детскость умиляли его.

— Да-к ведь слушаться-то легче, прынцессочка, нежели обо всём своими мозгами ворочать.

И, чмокнув её в щёчку, уколов бородой, он уходил заниматься коммерческими операциями с крёстным папашей, ворочать мозгами. Лиза смотрела в окно, как он идёт по двору, богатырского сложения, розовый, полнолицый, в зелёном с дымчатыми полосками галстуке. Садится в экипаж на высоких рессорах с лакированными крыльями. Прислонившись лбом к стеклу, Лиза смотрела, пока коляска не скроется.

— Невеста! Где ты, невеста? Примеривать кличут, невеста, — звала Александра.

— Не смей меня так называть! — топнула Лиза.

— А что, не правда, хи-хи? Как он тебе предложенье-то делал, с поцелуями или как? А? А? Расскажи.

Предстоящая свадьба, портнихи, разговоры и толки на Лизин счёт, приготовления к празднованиям — всё это вносило захватывающее содержание в пустые дни Александры. Капот даже сбросила, с утра затягивалась, шумно в корсете дышала, неотступно следила за Лизой, а сама втайне всё чего-то ждала для себя, каких-то изменений судьбы. Конечно, примерки Лизиного подвенечного платья без Александры не обходились.

— Тощая какая, кости одни, за что он тебя полюбил?

— Любовь, она привередница, — возражала старшая портниха, с булавками во рту ползая по полу, ровняя Лизе подол. — Прямей стойте, барышня, будто один бочок повыше у вас И ваш черёд настанет, Александра Кондратьевна, тогда уж царскую свадьбу сыграют папаша.

— Вовсе тела нету, — искренне дивилась Александра, оглядывая Лизу.

От её выпытывающих жадных оглядываний Лизе становилось неловко и совестно. Хотелось спрятаться. От бесстыдных Александриных расспросов, хмурости хозяйки, огромной, толстой, с пуговичным носиком, всегда немилостивой к Лизе Агафьи Петровны, фальшивых улыбок портних и двусмысленной, какой-то подмигивающей доброты Кондратия Прокофьевича. Спрятаться, убежать! Жених не замечал ничего. Не желал замечать.

— С людьми надо ладить, особливо ежели полезные люди. Вы им улыбнитесь, сердитенькая, они и подобреют.

— Он милушку-то свою начисто бросил? Справки навела? — допытывалась Александра.

— Какую милушку?

— Хи! Совсем, что ли, дурочка? Монахом жених сорок лет её дожидался, хи-хи!

Тошно Лизе. Трудно, страшно. Написать Татьяне Карловне? Что написать? Она, Татьяна Карловна, и подтолкнула, она благословила Лизу.

«Надеяться не на что. Моего жребия хочешь?»

Жребий Татьяны Карловны — классная дама института благородных девиц, длинная, плоская старая дева с мученическим лицом. Синее платье, жиденький пучок на затылке, лорнет в морщинистой руке.

«Мадемуазель, становитесь в пары. Мадемуазель, на занятия».

«Мадемуазель, неприлично оглядываться».

«Нет, нет, нет. Не хочу», — пугливо думала Лиза.

«Будешь дамой, богатой, нарядной дамой, — рисовала Татьяна Карловна. — Особняк, выезды, дача в Ялте, на море. Море увидишь. Узнаешь свободу. Где деньги, там и свобода».

«А он?»

«Что он? Влюбился в тебя. Глупенькая, держи его, обеими руками ухватись и держи. Красивых много. Тебе билет в лотерее достался. Послал бог счастье за материнские слёзы. Вместо матери благословляю тебя. Держи своё счастье, не упускай».

Лиза шла из комнаты в комнату. Отворит дверь — пусто. Крашеные полы, пальмы в кадках, бархатные гардины, шкафчики с позолоченными инкрустациями, нитяная скатерть на комоде, семейные фотографии на стенках — смесь богатства и мещанства. Книг нет. Ни книжки во всём доме. Комнаты, комнаты. Чужой скучный дом. Пусто. Вдруг Ещё в одну комнату отворила Лиза дверь и Та молоденькая женщина с удивительным лицом, удивительным выражением счастья и света, которую она увидала на пристани, была здесь, в комнате. Купеческий сын Игнатка, сидя против неё за столом, что-то писал.

«Учительница. Учит Игнатку, — не сразу сообразила Лиза. — Как странно, ведь к ней приехал муж, отчего же она ходит на уроки? У нас в Мариинском институте не было замужних учительниц. Учительницы не бывают замужние. Я её нашла. Она здесь. Жена Владимира Ильича. Я нашла её».