Они толковали о том, что через девять месяцев Надежда Константиновна приедет за границу. Может быть, через девять с половиной месяцев. Работы уйма, время пробежит незаметно, много будет работы по «Искре». А Владимиру Ильичу не стоит затягивать пребывание в Уфе. Пожалуй, через неделю пора и уезжать.
Прощай, наш луг. Неувиденный зелёный океан трав, прощай.
Брат и сестра разговаривали у окна, возле того лимонного деревца, где выбрала себе местечко Надежда Константиновна, когда в доме Кадомцевых происходила встреча Владимира Ильича с уфимскими рабочими и социал-демократами. Сестра сидела, облокотившись на кадку с деревцем. Брат возле стоял. Это был юноша, на вид лет семнадцати, темноволосый и хмурый.
— Эразм, ты пойдёшь с нами, — говорила сестра Инна, молодая девушка, но постарше его.
— Кто ещё будет?
— Не надо задавать вопросов.
— Ладно. Но о нём ты мне обещала сказать. Это не вопрос. Мне и Свидерский, и Цюрупа говорили Я хочу знать о нём самую суть.
Инна побарабанила пальцами о край цветочной кадки.
— Не надеешься на меня? — подозрительно спросил Эразм.
— Вполне надеюсь, Эразм. Подожди здесь.
Она встала и вышла.
«Не хотела говорить. Я её вынудил», — хмуря брови, подумал Эразм.
Но она уже вышла. Изо всей семьи Эразм больше всех любил сестру Инну. Она работала фельдшерицей в Златоусте, сейчас, как и он, приехала к родителям в Уфу в отпуск. Они не виделись целыми зимами, но дружба не рушилась, общие взгляды их связывали, стремление к значительной жизни. Эразм писал сестре письма на двадцати страницах — излияния ума и сердца. Встречаясь, они никогда не говорили о пустом и обыденном. Он любил в сестре её независимый, вольный, бунтарский нрав. Сам был бунтарского нрава. В их семье вообще не было смирных людей, хотя отец служил всего лишь писарем в казённой палате с восемнадцатирублевым месячным жалованьем. Правда, плюс к тому столярничал, делал изумительные вещи из дерева. Отец был крещёным татарином. А прадед Кадомцевых в наполеоновскую войну командовал полком башкир и татар, со славой доведя полк до Парижа Не от того ли далёкого предка передалось Эразму влечение к военным наукам, искусству полководства? Можно ли это влечение совместить с революционными взглядами? Ибо главное в жизни Эразма, основное, важнейшее было, есть и будет — революционное дело. Вот что сближало его с сестрой Инной — революционное дело, к которому он настойчиво себя приготавливал. В родительском доме витал свободолюбивый дух. Отец и мать читали запрещённые книги. В доме постоянно появлялись «политики». Все уфимские ссыльные бывали у них. Таков был дом Кадомцевых в городе Уфе на Пушкинской улице, где сейчас возле цветочной кадки стоял в раздумье угрюмый на вид семнадцатилетний Эразм.
Сестра Инна вернулась, неся свёрнутую в трубку брошюру.
— Нелегальная брошюра. Если хочешь знать, кто он, прочитай для начала немного, что отчёркнуто.
Эразм впился в отчёркнутые карандашом мелкие строки.
«Пролетариат должен стремиться к основанию самостоятельных политических рабочих партий, главной целью которых должен быть захват политической власти пролетариатом для организации социалистического общества».
Кровь прилила, гулко застучала в висках. «Захват политической власти! Организация социалистического общества!» Вот цель, ради которой стоило жить. Ясно выраженная цель. Вопрос только в том: как? Но об этом ведь они и толкуют всё время. Они — это Цюрупа, Свидерский, Якутов, Инна, Пискуновы и Чачина, знакомые Эразму социал-демократы. И он, приезжий, объединивший вокруг себя всех, о котором все говорят, что он выдающийся марксист и практик революционной борьбы, что умеет ставить реальную цель.
«Пролетариат должен поддерживать всякое революционное движение против существующего строя, являться защитником всякой угнетённой народности или расы».
Разве не верно? И верно, и ясно, будто твоя собственная мысль, а он услышал твою мысль и высказал вслух.
Эразм быстро пробежал две странички. Отчёркнуто: «На своих крепких плечах русский рабочий класс должен вынести и вынесет дело завоевания политической свободы».
«Моя мечта быть военным? Как совместить? — пронеслось в уме. — А захват политической власти? Разве голыми руками можно взять власть?»
— Пока довольно, — сказала Инна, беря у него брошюру. — Некоторое представление составил, кто таков Владимир Ильич?
Эразм кивнул.
Он был неразговорчив. Скрытность его Инне известна. Можно не повторять, что брошюра нелегальная.
— Вот что, Эразм, постарайся собраться скорее. Надень кадетскую форму.