Есть в селе Шушенском маленькая аккуратная улочка, прямо ведёт к реке Шуше. Над рекой Шушей есть дом.
Паша с Леопольдом прибежали сюда. А кошевы не видно.
— Ой, что там у нас, ой, батюшки-матушки! — шепнула Паша, потихоньку от Леопольда крестясь мелким крестом.
Тревога Леопольда передалась ей. Уж не жандармы ли с обыском? Или иной лихой человек! А где же кошева? Ой, да ведь Леопольд на край села ямщика отослал. Сейчас прискачет обратно ямщик, злющий, что дорогу неверно сказали. Наших скорее упредить.
Они вошли в сени. Непонятный звук мерно и часто доносился из кухни.
— Ой, батюшки-матушки, что там?
А там Елизавета Васильевна присела на корточки у печки и тукает косарём, смолевые чурочки колет. Рыжая собака Женька сидит рядом, с хитрой мордой поколачивает об пол хвостом.
— Елизавета Васильевна! Да что вы? — кинулась Паша. — Да у меня лучины за печкой на всю зиму запасено, да я в минуту, ступайте из кухни, я в минуту самовар вздую! Гости, что ли, у нас?
— Петербургский товарищ Михаил Александрович Сильвин по дороге заехал, — поднимаясь с корточек, сказала Елизавета Васильевна.
— А мы у околицы встретили их, испугались с Леопольдом, не жандармы ли скачут. Ан, это гость. Рады наши-то?
— Как же не рады! Паша, деточка, пельменей из кладовки достань. Угостим гостя сибирским кушаньем.
Сказано — сделано. Закипела работа. Зашумел под трубой самовар. На шестке разложили огонь — варить стукающие, как камушки, с морозу пельмени. Постелили на столе чистую скатерть, расставили тарелки.
— Елизавета Васильевна, однако, готово. Зовите.
— Уже и готово? Быстрая, умница! Зову, сейчас.
За стеной, где у Владимира Ильича рабочая комната, задвигали стульями. Встали, идут.
Паша навстречу из кухни с глиняной миской, полной пельменями. Из миски валил вкусный пар, и вся торжественность момента отражена была на сияющем лице Паши.
— Михаил Александрович, пожалуйста, к ужину! — приглашал Владимир Ильич.
— Удивительно, что вы делаете, Владимир Ильич! В условиях ссылки такое исследование, в глуши, в Сибири, вся обстановка ваша такая творческая, по-ра-зительно!
Гость говорил, говорил. Разводил руками, размахивал, вскидывал плечи.
— Что касается будущего, Владимир Ильич.
Он стоял у порога, загородив ход к столу, всё говорил. Владимир Ильич тоже стоял. Слушал и щурился. Видно было, гость ему близок. Но случайно повёл взглядом на Пашу, увидел миску с пельменями и сейчас догадался, как она волнуется, бедная, что остынут пельмени.
— Этот человек, — кивнув на Пашу и улыбаясь, сказал Владимир Ильич, — это Паша Мезина, наша помощница, от неё зависит, закончим мы с Надей в срок нашу работу или нет.
Паша смутилась, и Надежда Константиновна вся закраснелась от его слов и стала румяной, хорошенькой, ах, как Паша любила свою молодую хозяйку!
— Ты пишешь книгу, Володя, я негромкая сила, всего переписчица, — сказала Надежда Константиновна. И от застенчивости торопясь перевести разговор на другое, захлопала в ладоши: — За стол, товарищи! Пашенька, умница, ставь пельмени.
Все уселись за стол и без лишних проволочек принялись за пельмени, похваливая:
— Ай да Паша! Ай да стряпуха!
Пашу звали за стол, но она ни за что не соглашалась садиться, не до еды ей, какая еда! От переживаний она лишилась аппетита, да и бегать надо за добавкой на кухню, хлопот по горло!
Леопольд тоже отказывался, но его усадили.
— Этот товарищ интересуется вопросами социализма и уже порядочно знает, — сказал Владимир Ильич.
Леопольд чуть не подавился пельменем. Он любил слушать, ловить, замечать жизнь и речи в доме Ульяновых, но когда его самого замечали, стеснялся мучительно. Трудно представить, до чего он был самолюбив и застенчив с людьми, которых считал выше себя. Из самолюбия он прятался в тень. Где его смелый и заносчивый вид? Он не ответил Владимиру Ильичу, не подыскал слов для ответа, а гость взглянул на Леопольда внимательнее и вдруг узнал их с Пашей.
— Позвольте, ведь это вас мы нагнали у села? Вы были с ружьём, да, да, это были вы. Вы не туда показали ямщику дорогу. Почему?
Несколько секунд Леопольд сидел онемевший.
— Просто мы пошутили.
Вот так нашёлся, умник-разумник!
— Ой! — выскочило у Паши. Она зажала ладонью рот.
Владимир Ильич положил вилку и пристально на неё поглядел. На Леопольда. Ещё на неё. И ничего не сказал. Только доброта и задумчивость прошли по лицу.
«Ничего мимо не пропустит. Обо всём угадает. Ровно колдун», — подумала Паша.