Он жалко моргнул. Ольга Александровна знала: учитель рисования мечтает дотянуть до пенсии. Пожалейте его! Поглядите на его толстый живот!
— Вы передали, благодарю, я всё поняла, никто не в ответе, что я здесь, я сама.
Ольга Александровна скорее ушла из учительской от учителя рисования с его животом и одышкой.
Значит, ожидают Бардыгина, миллионера-фабриканта, всесильного Никифора Михайловича, в длинном сюртуке, с цепью городского головы на всю грудь, в белых перчатках, как обычно появляется он в торжественных случаях. Бардыгин не прибыл. Супруга городского головы оказала честь прогимназии. Окружённая приседаниями, поклонами, расшаркиваниями, супруга, затянутая в корсет, с жемчугами на шее, проследовала в переднюю часть зала, где для почётной гостьи и начальницы были приготовлены кресла.
Девочки уже заполнили зал, построенные, как полагается, в четыре ряда по классам: первый класс, второй, третий. И четвёртый, выпускной, её класс. Возле каждого класса навытяжку классная дама. Никто не подошёл к Ольге Александровне. Изредка она ловила на себе любопытные, пугливые взгляды.
Может, не надо было приходить на сегодняшний выпускной утренник? Ведь ей намекнули: не надо. Но неужели уехать, не повидав в последний раз своих девочек? Когда нас связывает столько светлых часов, столько важных разговоров, мыслей, так много связывает! Уехать? Не повидать на прощание?
В зале от пелеринок было бело. Священник в золочёной ризе, размахивая кадилом, возглашал строгие и пышные слова молитв. Хор из тонких девичьих голосов сопровождал молитвы священника. Солнце било в окна, мешая горячие лучи с синим чадом ладана и посылая сияние на склонённые русые, светлые, каштановые, курчавые и гладенькие головы девочек.
Ольга Александровна стояла сзади одна. Всё тяжелее ей становилось. Одна. Будто не прожито вместе с этими девочками много дней, много месяцев, будто не встречались с этими учителями ежедневно в учительской.
— Слышали, говорят, к нам опять из Москвы собирается Собинов?
— Неужели? Ох душка Собинов! Опять вам на весь город красоваться, Ольга Александровна!
— Почему, почему?
— Да ведь в прошлый раз Ольга Александровна аккомпанировала Собинову. С того раза к нашей Олюшке и повалили поклонники.
— А вы книжку Надсона видели, в магазин наш прислали?
— Какие там Надсоны, у меня голова десятичными дробями забита.
— Фи, Павел Максимович, разве можно так узко существовать!
— А супруге директора бардыгинской фабрики, слышали, из Петербурга получено платье, прелесть, чистый Париж!
— Многая лета! Многая лета! Мно-о-огая лета-а!
Молебен кончился. После молебна произносила речь Марья Петровна. Две девочки под руки ввели её на подмостки, сооружавшиеся всякий раз заново по случаю редких празднеств. Маленькая, с болезненно жёлтым лицом, в синем шёлковом платье, начальница говорила, обращаясь к супруге городского головы. Супруга с жемчугами на шее важно кивала из кресла.
В середине речи начальница подняла к глазам лорнет. Что такое? Кто там, в конце зала? Бывшая учительница Ольга Папперек! Наглость! Как она смеет! По мёртвой, почти бездыханной тишине, наступившей в зале, Ольга Александровна поняла: девочки знают, что она тут. Начальница взяла себя в руки. Не опуская лорнета, устремив леденящий взор в конец зала, продолжала свою речь.
Теперь она говорила не о щедрости отцов города, благодеяниями которых существует вверенная ей прогимназия, а об отверженных обществом, преступивших закон, о неизбежной каре, которая не минует тех, кто оскорбил отчий дом ослушанием.
Шорох прошёл среди пелеринок. Но никто не оглянулся. Классные дамы стояли на страже, каждая возле своего класса.
— Mesdemoiselles! — окончив речь, бесстрастно сказала начальница. — Вы услышите сейчас небольшой концерт, исполненный своими усилиями, вечером же, по обычаю, выпускницам будет дан бал.
— Merci! — раздалось из колонны выпускниц. Пелеринки по знаку классной дамы опустились в реверансе.
Ольга Александровна смотрела на всё это уже откуда-то издали, расставалась и не грустила. А отданы лучшие силы и волнения души! Неужели напрасно? Неужели сегодняшним балом с музыкой и кавалерами-гимназистами всё и окончится?
Концерт открылся вальсом Шопена. Розовая, пышная дочка одного из текстильных тузов города села к роялю. Ученица Ольги Александровны. Многих дочек в городе Егорьевске учила музыке Ольга Александровна, а мало радости доставалось ей от этих уроков. «Господи! Что она вытворяет из Шопена, эта сдобная булка! Полно, не уйти ли мне?» Но уже представлялся следующий номер. Две сестрицы, незатейливые и простенькие, обучавшиеся на попечительский счёт дочки старого сторожа бардыгинской фабрики, пели из «Пиковой дамы»: