Прошка выхватил из-под лавки сундучок, нашёл книжку.
Леопольду:
— Выйдем, дам тебе Максима Горького.
Старухе:
— Бабушка Степанида, не серчай, я на дворе чуток постою, я сейчас!
А на дворе начался снегопад. Ведь ещё только сентябрь, ещё и листья не все облетели, а в небесах прорвалась запруда, повалил снег, гуще, гуще, и занавес, мягкий, пушистый, колеблясь, тихо качаясь, струился и опускался на землю.
— Зима, — сказал Леопольд. — Здесь, в Сибири, снег выпал; до весны не растает.
— На, бери Максима Горького, — сказал Прошка. — Да домой пора, слышал, развоевалась бабка? Свою избу знаешь?
— Вон через три избы и моя, окна светятся, лампу зажгли. Почитаю. А знаешь что, Прошк…
— Что?
— Дали слово, что ничего не таить.
— Ну?
— Есть у меня одна тайна, что ли, не знаю, как сказать. Не хотел говорить, но Прошка, ты ведь в Шушенском у Ульяновых познакомился с Пашей?
Молчание. Течёт, струится, качается снег. Опускается занавес. Мягкий, пушистый. Ночь посветлела от снега. Молчание.
— Прошка, ты ведь познакомился с Пашей?
— Д-да.
Неужели Леопольд не заметил, как сказал Прошка «д-да»? С запинкой, неуверенно: «Д-да». Словно ком застрял в горле, таким упавшим голосом он сказал это «д-да». Потому что раньше, чем начал Леопольд говорить, Прошка всё понял.
Снег течёт, устилает землю и крыши. Прошка глядит, как на плечах Леопольда вырастают снежные грядки. Ровненькие снежные грядки вырастают у него на плечах.
— Значит, она тебе обещала? Значит надеешься, приедет к вам в Польшу?
— Конечно! Не обещала, а я знаю, что да. Здесь у нас ко всем политическим ссыльным приезжают невесты и жены. Моя мать приехала к отцу и нас привезла.
— К политическим ссыльным. А ты? Ты домой едешь. Какой ты ссыльный?
— Я революционером буду.
— И она кинет для тебя родное село?
— Она любит меня больше жизни.
Как гордо он это сказал: «Она любит меня больше жизни». И голову вскинул. Здорово у него получается. Да, наверное, так и будет: она приедет к нему в Польшу. А от Прошки умчалась, как ветер, когда он поцеловал её вчера на прощание.
— Ну, я домой. Может, удастся ещё почитать, — сказал Леопольд. — Жаль, Прошка, что тебя не в Шушенское выслали! Напишу тебе, когда Максима Горького прочитаю. А у тебя нет невесты?
— Нет, у меня нет невесты.
Бабка Степанида ждала его с полутеплой похлёбкой в печке.
— Ешь, оголодал, глаза-то провалились, непутёвый. Однако, уж не пропойца ли ты на мою голову? Ешь, ешь. Сыт, наелся? Ну, теперь ложись, на лавке постелено. Спи.
Прошка лёг, укутался с головой полушубком. Душно под бараньим мехом, тяжесть навалилась на плечи.
«Только подружились, поклялись, а я утаил Сразу и утаил, трус, трус. Расписал себя храбрецом, а сам трус. Храбрый прямо бы высказался: ты в Польшу уедешь, поезжай, а я её люблю».
Утро у бабки Степаниды начиналось по-тёмному.
Прошка натаскал скотине воды, задал корму, настелил свежей соломы в хлеву, тогда и солнце поднялось, заиграло на снегу. Воробьи слетелись во двор клевать на рябине ягоды.
Бабка Степанида накрыла завтракать. Слез с печки дед с дряблой индюшиной шеей и тусклыми глазками, в которых стояла слеза. Ел жадно, загребая побольше картошки с молоком, давясь горячими сочнями. Голова тряслась.
Прошку он не заметил.
Бабка Степанида сказала:
— Сотый год идёт. Разуму господь на один век отпустил, на второй-то не хватает.
Позавтракали, и пришла молодая румяная женщина в городской шубке и белом пуховом платке. Потопала у порога белыми валенками, сбила голиком снег.
— Товарищ Прохор, я за вами.
Бабка Степанида насупилась, застучала деревянными ложками, собирая после завтрака посуду со стола.
— Я Ольга Александровна Сильвина, — сказала городская женщина. — Леопольд Проминский с отцом рано утром уехали в Шушенское, Леопольд шлёт вам привет и спасибо за Максима Горького. А теперь собирайтесь, пойдём.
Бабка Степанида промолчала, отвернулась к окну, там сияло утро, синело высокое, уже зимнее небо.
— У нас дружная колония ссыльных, — говорила Ольга Александровна на улице. — Мы не можем оставить вас без внимания, вы у нас новенький, такой молодой паренёк, и Леопольд очень просил о вас позаботиться. Итак, что вы собираетесь делать?
Что Прошка собирается делать?
— Да, да, ведь не хотите же вы лодырем жить? Прозябать? Мы решили, что в первую очередь вам, молодому рабочему, надо учиться, поэтому я предлагаю.