Пароходик усердно плюхает плицами, с шумом и брызгами крутится вода под колёсами, за кормой бурлит пенистый хвост. Чайки, толпясь, провожают пароход, рассекают острыми крыльями воздух, падают к воде и с криком взмывают в синее сияние неба. Но постепенно редеют, отставая. Берега просторней, безлюдней. Правый берег высок, но уже не той высотой, что в Нижнем.
Когда в давнем 1863 году она приехала в Нижний, вчера ещё Машенька Бланк, ныне Мария Александровна Ульянова, жена старшего преподавателя физики, получившего назначение в Нижегородскую гимназию, она вглядывалась в город с благодарным любопытством, благодарила его уже за то, что здесь будет строить свою семью. Многолюдный, деятельный город. В нём была торжественность древнего Кремля, в храмах которого шли пышные и благолепные службы, пели церковные хоры, гудели колокола, гул и звон их растекались по Волге и заречным лугам. Каждый камень Кремля и старинных площадей говорил об истории. О сражениях и борьбе за Отечество. О вдохновении народном. «Люди посадские, люди торговые, люди ратные! Поднимать надо весь народ. Не за один свой город, не за Нижний Новгород, а за всю землю Русскую».
Был город богатых торговых рядов, битком набитых отечественными и привозными товарами, город ярмарки, в начале века перекочевавшей сюда из Макарьева. На ярмарку съезжались со всей России и изо всех стран купцы торговать, здесь хотелось стать живописцем, чтобы схватить кистью неописуемо пёстрый, разноцветный хаос одежд, лиц и красок, красок.
Город пристаней: вверх и вниз от Нижнего шли десятки ярмарочных пристаней, сотни складов товаров. Всюду продавали, покупали, всюду торговля.
Был ещё другой Нижний. Там, на окраинах, в Кана-вине и Сормове, незнакомый, далёкий Марии Александровне город заводов и фабрик.
В её жизни всегда было сильно духовное. Чистота в доме, определённое раз и навсегда для каждой вещи место, педантическая аккуратность, строгий порядок дня — это форма. А содержанием были любовь, книги, искусство, музыка, труд. Она трудилась не покладая рук, чтобы её дом был чист и красив. И всё же когда-нибудь её стройный мир стал бы тесен ей. Но родились дети. В городе Нижнем родились первые дети. Анна. И старший сын Саша.
Жизнь наполнилась новым, тревожным, бесценным.
Когда дети подросли, мать водила их на Откос. Было радостно приходить сюда вместе с ними. Впечатления жизни являлись как бы снова впервые. Она старалась глядеть на мир глазами детей. Как они видят? Видят ли они эту Волгу с шестидесятиверстными лугами на том берегу, синеватым туманом окутанные дали, эти стога, молчаливые и одинокие, что-то зовущее и печалящее в зрелище заволжских стогов; пароход плывёт навстречу раскалённому полдню, полыхают пламенем окна на палубе, отражая солнце. Сонный плеск волн о берег, они набегают вкрадчиво и тихо и откатываются, таща песок и ракушки, — это качается Волга, расшатанная нескончаемым ходом барж и судов мимо Нижнего.
Вечерами она читала детям знакомые ей с детства книги, но сейчас они опять стали новы, мать наслаждалась их новизной. Играла на рояле. Радовалась, что они слушают, мечтательно и серьёзно, как отец. Или играла вместе с ними в разные игры. И следила внимательно, как растут их характеры.
Мария Александровна так задумалась, что совсем позабылась: где она и что вокруг. На пароходике между тем вступала в права обычная жизнь. Слышался звон расставляемой в салоне посуды. Несколько пассажиров появилось на палубе.
Проплывают берега. Слева покосы. Веет с лугов запахом свежескошенных трав. Бабы в белых платках шевелят сено. Резвый конь несёт по лугу телегу, и парень стойком, в розовой рубахе, вздутой на спине пузырём, крутит в руке конец вожжей, и видно, здоровье и молодость распирают ему грудь.
Встали высокостволые прямые осокори, загородили луга. Вода под ними темна и прохладна; наверное, ходят в воде непуганые язи и окуни, и на долгие вёрсты безлюдье по берегу. Но берег приподняло, глинистый обрыв упал в воду, изрытый стрижиными гнёздами, в глазах зарябило от мелькания чёрных, узких, как лезвия, стрижиных крыл. И появилась деревня.
Мария Александровна глядит на проплывающую мимо деревню и вспоминает деревню своего детства и юности — Кокушкино, недалеко от Казани. Не детство и юность вспоминаются ей. Не заросший сиренями сад, не берёзовый и липовый парк позади двухэтажного деревянного дома с колоннами, не весёлый, в душистых некошеных травах спуск к реке Ушне, где ждёт разогретая солнцем лодка, осокой ощетинилась река у берегов и, как блюдце, лежат на воде глянцевитые листья кувшинок. Не то поэтичное, порывистое и ясное, что зовётся детством и юностью. Совсем иное вспоминается.