Настоящих фотографий. Таких, как ей хочется, таких, которые идут из глубины души и требуют воплощения.
* * *
Мю пригласила Марику на ленч к себе домой.
Девочка через вторые руки снимала однокомнатную квартиру в Васастане. Она встретила Марику на пороге в поношенной кофточке и шерстяных лосинах в рубчик.
Улыбнувшись как можно дружелюбнее, Марика вошла в прихожую.
- Я купила свежего хлеба! - сказала она. - Чувствуешь, как пахнет!
- Спасибо, - сказала Мю. - Хотя хлеб у меня есть... - Девочка первой прошла в глубь квартиры, которую Марика про себя окрестила "однокомнатная тоска". Горы всякой всячины, мебель из "Икеи", стандартный набор плакатов на стенах.
На столе в комнате стояли блюдо салата и две тарелки с унылым цветочным узором.
Марика сказала себе: "Ты превратилась в настоящую мещанку. Как, по-твоему, еще может жить безработная двадцатидвухлетняя девочка?"
Перед тем как сесть за стол, они посмотрели контрольные снимки, и Мю отнеслась к ним, как и следовало ожидать, - отобрала те, на которых меньше всего походила на саму себя, а те, где выглядела естественно, забраковала.
- Никому и никогда не говори, что фотографии сделала я, - строго предупредила Марика. - Ты и вправду собираешься послать одну из них ему?
"Ему" было сигнальным словом, ей следовало бы поостеречься лишний раз произносить его. И пошло-поехало, Мю тотчас принялась анализировать его поступки, ожидая, чтобы Марика нашла им оправдания, которые та не могла найти, со всех сторон рассматривать его высказывания, размышлять о том, стоит ли ей сделать химию, потому что ему нравятся кудрявые волосы, и, наконец, показала его фото.
Марика увидела обыкновенного конторского служащего в расцвете лет. Как выяснилось, звали его Йорген.
- Он знает, что я могла бы изменить всю его жизнь, - говорила Мю. - Он знает, что между нами есть что-то особенное. Стоит нам оказаться в одной комнате, возникает электрический разряд. Такой сильный, что прямо искры летят.
- Ты по-прежнему не можешь до него дозвониться? - спросила Марика.
- Нет, - призналась девочка. - Но так бывало и раньше. Иногда я охотилась за ним неделями. Но если мы окажемся наедине, я уверена, он сдастся.
Марика не знала, что на нее нашло, но она не удержалась и спросила:
- Неужели тебе не надоело?
Глаза Мю вспыхнули настоящим гневом. Да, была в ней сила, такая сила, которая способна своротить горы.
- Неужели ты никогда не была по-настоящему влюблена?! - воскликнула Мю. - В мужчину, у которого есть другая?
В ее интонации звучало обвинение: "У тебя есть все. Но сердца-то у тебя нет".
"Эх ты, девочка моя, видела бы ты мое сердце, все израненное и кровоточащее, - сказала про себя Марика словами героини мелодрамы. - Мое святое сердце, конечно, так же исправно вырабатывает любовь, как и твое. Чье сердце больше, крошка? Давай положим их на весы и посмотрим".
Но вслух она сказала только:
- В конце концов выдыхаешься. И тогда приходится искать какой-то выход.
- Какой еще выход? - прошипела девочка. - Может быть, начать плести кружева или еще чего-нибудь?
"Нет, так дело не пойдет, - подумала Марика. - Никудышный психолог Марика Вальберг сунула свой длинный нос в чужие дела. Не для того мы встречались. Мы должны были заняться фотосъемкой. А теперь едва ли можно даже заикнуться об этом".
- Я только хотела сказать, что хорошо, когда есть что-то еще, осторожно начала она. - Так, чтобы в твоей жизни был уголок, который принадлежит только тебе самой.
- Ага, значит, поэтому ты занимаешься фотографией? - спросила Мю.
- Ну, это слишком уж прямолинейно, - ответила Марика.
- Ты пытаешься таким образом убить время, пока твой парень так долго находится в отъезде, - предположила Мю.
"Только не втягивай сюда Педера, - подумала Марика. - У меня нет ни малейшего желания обсуждать его с тобой".
- Для меня любовь - это совсем другое, - продолжала Мю. - Это плохо, если в тебе есть такой уголок, куда любовь не проникает.
"Пора остановиться", - подумала Марика.
- Слушай, Мю, - сказала она. - Прошу прощения, если я вмешиваюсь в дела, которые меня не касаются. У меня дурацкая привычка навязывать другим свои решения. Я же не знаю, каково быть тобой. Но и ты не знаешь, каково быть мной.
"Одни штампы, - подумала она. - Опять заговорил психолог".
Мю взглянула на Марику, лицо девочки вновь обрело свое покорное выражение.
- Ты права, - сказала она. - Мы с тобой едва знакомы.
Они доели остатки салата. Марика отрезала ломтик хлеба, которым ее угощала Мю, а Мю отрезала ломтик от того, что принесла Марика.
Марика украдкой посмотрела на часы.
- Не можешь позволить себе расслабиться? - участливо спросила Мю. Наверное, иногда такая работа - это очень большой стресс.
- Мне хорошо работается при стрессе, - сказала Марика.
И тут наконец она без обиняков выложила свое предложение насчет фотосъемок.
Может быть, идея слишком прозрачная, да и романтичная, оправдывалась Марика, но все будет зависеть от общего настроения, от выражения лица натурщицы.
Она представляла себе это так: женщина лежит на голой мерзлой земле, возможно, на поле. Часть ее тела запеленута белым полотном, как саваном. Сначала - только неподвижное белое лицо с закрытыми глазами, как маска смерти. Волосы, разметавшиеся по глинистой земле, может быть, снежинки. И вот постепенно она пробуждается, кадр за кадром; проводит руками по лицу и наконец садится, смеется, мчится по полю, исступленно танцует, а саван развевается вокруг тела.
Снимать надо как можно скорее, поскольку земля сейчас голая и мерзлая, а снега не слишком много. В любое время может начаться оттепель или, наоборот, наметет сугробов.
Они могли бы поехать в загородный домик, где Марике разрешили пожить.
Мю изумленно уставилась на нее.
- Так можно закоченеть! - возмущенно воскликнула она.
- Ничего подобного. Я вырежу подстилку из пенки, которую мы частично засыплем землей, можем взять с собой вентилятор с подогревом. Или разжечь костер. Пока я буду фотографировать только твое лицо, ты можешь лежать в пуховом спальнике.