- Может, лучше ты ко мне приедешь? - предложила она. - Возьми такси, я оплачу дорогу, никаких проблем.
Она была совершенно не готова к ее истерике.
- Никто! - кричала девочка в трубку. - Никто в целом мире не считает меня интересной! Все равно - есть я на свете или нет!
С этими словами она швырнула трубку.
Марика перезвонила, но никто не ответил.
Она набрала номер еще несколько раз. Девочка не отвечала.
В конце концов Марика села в машину и поехала.
Она позвонила в дверь на темной лестнице, никто не открыл.
- Мю! - крикнула Марика сквозь щель в почтовом ящике. - Мю, это Марика! Открой!
Открылась дверь в квартире напротив: сосед в халате с монограммой укоризненно уставился на нее:
- Вы знаете, который час?
Пока Марика пререкалась с соседом, дверь открыла Мю.
- Я спала, - сказала она.
Тяжело вздохнув, сосед закрыл дверь. Они слышали, как он ворчит за тонкой перегородкой входной двери, и Марика невольно расхохоталась нервным смехом.
- Я думала, с тобой что-то случилось, - сказала она. - Я позвонила и...
- Я выдернула шнур. Когда я очень злюсь или расстраиваюсь, я иногда вдруг засыпаю, так или иначе, это к лучшему.
- Мне уйти?
- Нет-нет, раз уж приехала, заходи. - Это прозвучало так, словно она делала Марике одолжение.
Они вошли в норку, где жила Мю.
- Я так испугалась, - сказала Марика. - Ну что, тебе лучше?
Мю не ответила, просто вошла в освещенную комнату и села на кровать, выпрямившись и широко раскрыв глаза. Стоя в дверях, Марика смотрела, как двигаются у нее желваки. Напряженное тело вздрагивало, как будто за ее спиной с грохотом несся огромный поезд.
"Пора уносить ноги", - подумала Марика.
И тут Мю закричала. Крик был негромкий; девочка широко раскрыла рот, и из него вырвалось сипение. Голова у нее тряслась. Она поднесла руки к щекам и, прежде чем Марика успела ее остановить, расцарапала себе лицо длинными ногтями.
- Прекрати! - Марика бросилась к кровати. Теперь девочка плакала, все ее тело сотрясалось в рыданиях. Она била кулаками по стене и плакала.
Марика инстинктивно схватила девочку и, сжав ее руки, держала их, не выпуская. У девочки по щекам бежали красные кровоточащие царапины. Голова дергалась.
- Успокойся, - сказала Марика. - Ляг. Дыши.
Она повалила девочку на матрас; можно было подумать, что она ее насилует. Вся ситуация выглядела непристойной, неуместной.
- Дыши, - повторила Марика и почувствовала необыкновенное облегчение, когда девочка и в самом деле послушалась и постаралась вернуть самообладание. Теперь она тихо скулила, как брошенный щенок.
- Я жить без него не могу, - вырвалось у нее.
- Да нет, можешь, - вяло уверяла ее Марика.
- Ты не знаешь, что было до того, как я его встретила. Все было мертвым. И я охотно бы умерла.
Марика молча погладила ее по голове.
- Мне кажется... - прошептала Мю. - Мне кажется, во мне есть что-то, из-за чего меня невозможно полюбить.
Марика по-прежнему молчала. В голове ясно и отчетливо, как на экране компьютера, мелькнули возможные реплики горе-психолога. Но язык онемел.
- Во мне будто есть что-то нездоровое, - шептала Мю. - Какая-то большая мерзкая черная опухоль где-то внутри. - Она погладила кончиками пальцев пораненные щеки, и на ее лице появилось выражение детского незащищенного страдания. - Знаешь, мне иногда хочется, - говорила она, чтобы мы с ним вместе покончили с собой. Это ведь чудовищная глупость. Но я так часто об этом мечтаю. Как ты считаешь, я больна?
Марика хотела бы ответить: "Нет".
- Наверное, всегда есть какая-то причина, - начала она.
- Мне кажется, никогда прежде я не могла любить, - прошептала Мю. Мне кажется, все это время я копила в себе любовь.
"Моя девочка, - озабоченно подумала Марика. - Кто знает, что ты в себе копила".
Мю положила голову ей на колени, и Марика сидела неподвижно, пока та не заснула.
Она сидела там, неловко и неуклюже, как Мария с Христом, снятым с креста, и смотрела на расцарапанное лицо и припухшие веки Мю. Вдруг ей захотелось любой ценой немедля уехать отсюда. Ее потянуло в мастерскую. К свету, лежащему на белых стенах, к резкому запаху желтого безмолвия темной комнаты.
Убедившись в том, что девочка крепко спит, Марика освободила свои колени и встала.
Она оставила записку: "Мю, я вернусь, надо ехать на работу. Увидимся после обеда, сначала позвоню. Обнимаю, Марика".
Потом она спустилась к машине и поехала в мастерскую. К глазам подступили слезы; она сама не знала от чего - от сострадания, от усталости или от безнадежности.
* * *
Закончив свои дела, Марика позвонила девочке.
Ну да, она чувствует себя немного лучше, во всяком случае, поспать не мешало, она давно уже не высыпалась.
- У тебя есть чем полечить твои бедные щечки? - спросила Марика.
- Ах, ты об этом, - сказала девочка. - На боль я внимания не обращаю. Только на улицу в таком виде выйти не могу.
- Еда у тебя какая-нибудь есть или купить тебе чего-нибудь?
- Я не голодная, может, только немного фруктов, - сказала девочка уклончиво.
Марика купила фруктов, печенье и кефир. Должна же Мю хотя бы перекусить. Проходя мимо цветочного магазина, она не удержалась и купила букет желтых фрезий.
Мю открыла дверь. Вид у нее был ужасный.
- Привет, - сказала она, прошла в комнату и легла в постель. В квартире было нечем дышать. Марика поборола в себе желание тотчас открыть окно. Она подошла к кухонному столу, выложила фрукты на блюдо, поставила цветы в вазу с отбитым краем, вернулась к девочке и расставила все это перед ней на столике у кровати.
Открыв глаза, Мю страдальчески повернула к ней голову.
- Что это? - недовольно спросила она. - С какой стати ты даришь мне цветы?
- Просто они красивые, - сказала Марика.
Девочка села и враждебно уставилась на цветы.
- Чего ради мне цветы? По-моему, у меня сегодня не день рождения.
- Когда на душе грустно, бывает приятно посмотреть на цветы, осторожно попробовала Марика.