Стоя под соснами, она слушала пение, его медленные каденции. Какое-то сладостное смакование было в них, как будто ребенок, оставленный один, притрагивается к клавишам пианино и изумленно вслушивается в звучание каждой ноты.
Она поняла, что находится в заповеднике; ее здесь не ждали, но и нежеланной гостьей она не была.
Меж сосен виднелась вересковая пустошь. Низкорослые можжевеловые кусты тянулись кверху в невысокой траве. В них было какое-то движение — как будто они плыли.
Она поняла, что там, внизу, скрытое туманом, должно лежать море; что это море — то самое море, которое сейчас молчало и было тихим, как спящее чудовище, — что это оно обратило их в бегство, каждого на свой лад, одного — в обличье зверя, другого — в виде волны или согнувшегося человека; все устремлены в одном направлении. Береговому лугу не было конца, в тумане он мог быть беспредельным — особый уголок мира из травы, населенной можжевеловыми существами.
Она ступила на траву. В тот же миг словно что-то проникло в нее; в этом уединенном уголке мира что-то говорило с ней, благословляло ее. Дрожь прошла по ней с обещанием: все одно целое, одно ничем не отличается от другого.
Она не понимала, что это было. Но оно держало ее.
«Сейчас оно утащит меня», — подумала она. Но не испугалась.
Потом оно отпустило — в тот миг, когда ее взгляд обратился на другое.
В сумерках и в тумане она увидела белые блуждающие огоньки кроличьих хвостов. Раньше зверьки сидели не шевелясь, но теперь они беззвучными прыжками передвигались среди кустов можжевельника.
Она стояла так же тихо и смотрела на них. Один за другим поднимали они свои белые хвостики-огоньки и делали прыжок — медленно, в такт блаженной неторопливости самого места.
Если береговой луг и можжевельник вечно были здесь, то кролики тоже были здесь вечно.
И вдруг она поняла: именно сюда попадают наши души; они вселяются в кроликов.
Казалось, тончайшая мембрана мешала ей покинуть свое неподвижное, вросшее в землю тело и перенестись в одного из них; в маленького крольчонка, который прижимался к своей матери, заглядывал в ее черный глаз, отражался в нем, читал там знак расставания и шел за ней в легкий туман, в Кроличий Рай.
Она стояла и смотрела на вересковую пустошь. Незаметно стало темнее. В сумерках туманный воздух мерцал, словно от мелкой сажи.
С узенькой опушки соснового леса донесся крик одинокой птицы: ты человек. Скоро станет совсем темно.
Пора возвращаться.
Перевод А. Зайцевой
Скрип
Ну все! — сказала она себе. Вот уже, наверно, десять минут, как я стою тут перед дверью в одежде, готовая выйти. Нужно только нажать на ручку двери и шагнуть на лестницу. Люди выходят иногда из своих квартир, это нормально. Отправляются по своим делам. В этом нет ничего странного. Иногда они даже просто выходят подышать воздухом.
А отражение в зеркале? Опять ты за свое! Ну, в последний раз. Я только проверю. Посмотрю на себя со стороны: внимательней! Это лицо, оно не опухло? Во всяком случае, накрасилась она хорошо, видно, что постаралась. Но лицо опухло. Нет, слово не то. ОПУХЛО! ОПУХЛО!
Просто нужно соответствовать, вот в чем дело. Темный пиджак — неплохо. Белая кофта — тоже. Пуховик — так себе, но ведь замшевое пальто продано. Длинная красная юбка — женственно. Туфли-лодочки — холодновато, но мы, деловые женщины, обычно ездим на такси. Это в пуховике-то деловые женщины? Конечно, ведь норковая шуба в ремонте — на ней меняют подкладку. За норкой все-таки надо следить.
Ссадина над бровью? Действительно, большая неприятность, такой, знаете ли, современный стальной конторский шкаф. Я как раз собиралась ответить на важный телефонный звонок. Понимаете, на высокооплачиваемой работе всегда такой стресс, такое недосыпание — потому-то у меня и мешки под глазами. Но для нас, деловых женщин, работа куда важнее внешнего вида.
Мне только нужно ненадолго выйти! Вот сумка, вот кошелек, вот удостоверение личности. Вот моя рука. А вот дверная ручка.
Нет, сейчас я никак не могу открыть дверь — ведь кто-то выходит из квартиры напротив! Надо стоять тихо-тихо и смотреть в глазок. Ага, госпожа Великолепная. Как смеялся Патрик, когда я придумала им это имя: семейство Великолепных! С таким же успехом они могли бы жить в кукольном домике. Хотя места они занимают все больше и больше: зачем, скажите на милость, держать все это барахло на лестнице — детские резиновые сапоги, зонтики и черт знает что еще.
Так-так, эта дамочка тоже собралась выходить, надела свой убийственный хлопчатобумажный плащ. Нет-нет, отнюдь не дешевый, что вы, только уж слишком безукоризненный. Но что она там еще затеяла?