— Я не могу спать по ночам, — сказал он наконец.
Было бы странно, если б мог, подумала Мария; чего он ожидал? Бой-френд Ины. Мария недолюбливала его, и он избегал ее. Его родители тоже никак не давали о себе знать. Хотя они никогда в жизни не виделись. И тем не менее.
Сразу после похорон мальчик сбежал. С сухими глазами.
Похороны: сколько раз Марии пришлось повторить, до чего красивы похороны. Они и вправду были красивые. Красивая церковь, красивые цветы, красивые речи, двадцать три красивых одноклассника, в соответствующих одеждах, которые, конечно, им подобрали потрясенные мамаши, безмолвные от ужаса, но одновременно глубоко благодарные, что главным действующим лицом был не их ребенок. Двадцать три подростка, живых, с румянцем на щеках. Дочери и сыновья. Некоторые не плакали. Ей хотелось подойти к ним и выдавить слезы из глаз. Но этого Мария никому не сказала, даже мужу.
Красивые похороны, повторила она неоднократно. Один шаг на пути. Похороны хороши как возможность справиться с горем.
Я ненавижу этот мир. Я ненавижу Бога.
— Может, ты все же хочешь чего-нибудь? — любезно спросила она мальчика. Ему было восемнадцать. Он облился туалетной водой, словно собирался на танцы. Он боялся, очень боялся, он весь вспотел от страха, его молодое живое тело выделяло испарину. Ей надо было бы хорошо к нему относиться, он ведь любил ее дочь. Наверное. Они были вместе так недолго, а мальчик был не из доступных.
— Стакан воды, — пробормотал он.
Мария дала ему.
— Хорошо, что ты пришел, — сказала она.
Мальчик выпил воду одним глотком, словно это была рюмка водки.
— Вы знаете, как это случилось, — сказал он.
— Но не знаю, как это было для тебя, — сказала Мария.
Улыбка дрогнула у него на губах, потом на глаза навернулись слезы.
— Вы знаете, как это случилось, — повторил он. — Она выбежала, совсем не глядя по сторонам.
Марии больше нравилось, когда он плакал. Ей хотелось положить руку ему на голову, благословить его, как жрица, которой она сегодня стала.
Мальчик закрыл лицо руками.
— Наверное, это я виноват, — пробормотал он, и плечи его затряслись от рыданий.
Мария отвернулась — она и сама об этом думала. Кто-то был во всем виноват. И скорее он, чем она. Наверное, он был во всем виноват. Может, перед ней и сидел убийца, который выгнал Ину на дорогу; что же могло понадобиться Ине на улице в шесть часов утра? Мария с мужем снова и снова так или иначе задавались этим вопросом, в бесконечных разговорах днем и ночью о том, почему это случилось.
— Теперь вы меня ненавидите? — всхлипнул мальчик за ее спиной.
Мария аккуратно натянула маску Мудрой Женщины и бесконечно понимающая повернулась к нему.
— А ты считаешь, что я должна? — спросила она.
— В каком-то смысле так было бы лучше, — сказал мальчик.
Из носа полились сопли. «Проклятый подросток», — подумала Мария, сохраняя при этом самый любезный вид.
Мальчик смотрел в пол.
— Да, мы поссорились, — сказал он.
— Я так и думала.
— Когда это случилось, я спал, — заверил подросток.
— Я вовсе и не считала, что ты толкнул Ину под машину, — уверила мальчика Мария. Ее даже забавляло, что она может быть такой собранной. Холодный гнев помогал ей удерживать маску. Мария чувствовала к мальчику тайную злобу — ничего, пусть ему будет больно.
— Но если бы я встал, я бы мог остановить ее.
— Из-за чего вы поссорились? — спросила она спокойно, как ведущая какой-нибудь женской передачи.
— Да не из-за чего. Просто я себя чувствовал… ну… она как бы давила на меня. Чтобы я сказал, что я… что я люблю ее, вот. Через три недели!
— И ты не сказал?
— Но такое не говорят! — Мальчик снова заплакал. — Если я скажу такое — я не смогу дышать. — Он весь съежился. — Вы ненавидите меня? — повторил он.
Мария не ответила.
— Когда мы потом еще разговаривали… она тоже плакала. Она сказала, что ее никто не любит.
Удар, удар прямо в грудь. Удар, от которого Мария чуть не упала в обморок. Никто не любит? Ина, Ина… Разве мы не любили тебя? Ты так считала? Чувствовала?
«Но это неправда!» — хотелось ей крикнуть той, которой не было.
— Я не мог… — сказал мальчик. — Я не знал, что сказать. Я… не могу говорить то, что меня заставляют. Я как бы обнял ее. И заснул.
— И что? — заставила себя произнести Мария. — Ты считаешь, что она сознательно бросилась под машину?
— Нет! — Мальчик явно испугался. — Вовсе нет. Она очень любила одну лужайку за полем, очень милую. Я думаю, она шла туда. Посидеть и подумать. Ну, она вообще любила думать. Там был ручеек. То есть он, конечно, до сих пор там. Я хочу сказать, ручеек. — Он коротко нервно рассмеялся. — Но она совсем не смотрела по сторонам. Потому что ей было грустно и тяжело.