— Ты хочешь сказать, что если бы ты тогда сказал ей, что любишь, то этого бы не случилось? — Мария сама слышала, до чего холодно звучит ее голос.
— Думаю, да. — Мальчик встал и подошел к окну. — Самое ужасное, сказал он, обращаясь к каштану, — что мне кажется, я любил ее. Просто не мог сказать. Но я думал, она понимала.
— Так бывает со многими, — сказала Мудрая Женщина.
— Это я виноват? Вы считаете, что я виноват?
— Нет, — заставила себя произнести Мария.
Мальчик отвернулся от окна и благодарно посмотрел на нее. Отвратительно благодарно. Мудрая Женщина спасла его от бессонницы? Даровала ему прощение? Спасла его юное сердце и скоро он сможет снова полюбить?
— Спасибо, — прошептал он.
Они стояли молча.
— Наверно, мне пора, — сказал он и вышел.
Его шаги еще не утихли на гравиевой дорожке, а Мария подошла к телефону и позвонила мужу.
— Я просто хотела услышать твой голос, — сказала она. — Вечером я тебе расскажу кое-что.
И всю ночь они обсуждали невыносимое: Ина считала, что ее никто не любит. Они прокручивали в голове каждое воспоминание, каждый эпизод.
— Но в семнадцать лет часто так кажется, — утверждал муж. — Так кажется.
— Я не разрешила ей поехать летом в конноспортивный лагерь, — говорила Мария. — Я оставила ее как-то, когда она была маленькая. Может быть, она чувствовала себя лишней, когда родился Джон.
— Бедный Джон, — сказал муж.
Они долго не могли уснуть от осознания своей вины.
Вот твоя комната. Это священное место.
Ни к чему здесь нельзя притрагиваться.
Я могу здесь сидеть часами.
Я произведу тебя снова. Каждое воспоминание, каждое твое слово, каждую фотографию, все, что напоминает о тебе, я возложу на высокий пьедестал, и молния вселит в тебя жизнь.
Нельзя, чтоб ты исказилась. Я хочу войти в сознание всех знавших тебя и посмотреть, какая ты там. Ты не можешь защитить себя сама. Даже в моей памяти ты не та, какой была.
Я должна удержать тебя. Но я ничего не держу. Там ничего нет.
Я знаю, что ты умерла; я видела тебя в таком покое, который не укладывается у меня в голове.
Но все же где-то ты должна быть. Где-то ты есть.
Вернись, умоляю тебя. Хоть как-нибудь, в любом облике.
Однажды ты прошла через меня.
Вернись, умоляю тебя; я приму тебя в любом облике.
Сын сидел рядом на диване. Они смотрели телевизор. Мария поставила перед ним вазу с чипсами, но он не ел их. Он теперь всегда такой: стиснувший зубы, отважный и отсутствующий. Восьмилетний солдат.
— Как ты? — спрашивала она обычно.
— Все в порядке, — отвечал сын.
И когда кто-нибудь обнимал его, чувствовалось, что что-то в нем как будто застыло.
— Может, поговорим? — беспомощно спрашивала она.
— Нет, — отвечал он.
— Ты думаешь о сестре? — спрашивала она.
И тогда он сказал:
— Ненавижу людей, которые превышают скорость. Никогда не буду водить машину. Ненавижу машины. Я убью их.
У него были летние каникулы, но он не хотел играть с друзьями. Большую часть времени он проводил у себя в комнате.
Они только каждый день смотрели вместе телевизор — что показывали, им было не важно.
На этот раз была какая-то передача про диких гусей.
Вдруг он вышел из гостиной и пошел к себе.
Еще через минуту Мария услышала грохот. Рядом с домом что-то упало или разбилось. Она подбежала к окну и выглянула.
За окном лежал разбитый компьютер Джона. Рядом валялась коробка из-под паззла, содержимое которой разноцветным конфетти рассыпалось по гравию.
Она взбежала по лестнице и вошла в его комнату.
Джон стоял у окна. Он собрал все свои вещи и методично выкидывал их в окно.
— Прекрати! — закричала Мария. — Что ты делаешь?
— Я разожгу там костер, — сказал Джон и выбросил старого тряпичного кролика. — Я все сожгу. Это все равно никому не нужно.
Мария подошла к сыну. Побледнев и крепко стиснув зубы, он повернулся к ней.
— Я ничего не хочу! — сказал он. — Ничего мне не надо!
— Джон, — сказала Мария беспомощно.
— Я тоже никому не нужен, — сказал он.
Тут она слишком сильно захлопнула окно, на секунду ей показалось, что стекло сейчас треснет.
— Ты самое лучшее, что у нас есть, — сказала голосом Марии Мудрая Женщина.