Я переехала, несмотря на протест домашних. Это было правильное решение. Теперь я могу спокойно думать, и мысли слетаются ко мне, как птицы к дереву. Сейчас лето, и здесь в сарае не очень холодно. Я тут все расчистила — потратила неделю, но теперь здесь можно жить. Тут довольно скромно, но я не имею ничего против скромности. Я вообще хотела бы жить в гроте на берегу или в белой комнате с большим окном, выходящим на море.
Долгое лето впереди совсем не пугает, даже наоборот. Я думаю, после Преображения мне вообще никогда не будет страшно.
Я уверена, почти все, кто считает себя «несчастными», могли бы стать «счастливыми», как только решились бы на это. Все, что нужно сделать, — это понять, как ты видишь, направить свое Око так, чтобы увидеть прекрасное или, по крайней мере, завораживающее во всем. Око ведь никто не может отнять, даже если человека лишат зрения — тогда можно смотреть вовнутрь, и откроется внутреннее Око. Таким образом можно обрести силы и пережить почти все. Стоит только подумать о людях, которые сохраняют достоинство и любовь к жизни при самых чудовищных обстоятельствах, например в концлагере. Возможно, они смотрели на все этим самым Оком.
И может быть, это то же Око, которое прозревает у осужденных на смерть, и тогда им все вдруг начинает казаться головокружительно красивым. Или это происходит потому, что они вдруг понимают необъяснимость происходящего, или шок сдвигает привычное мироощущение?
Некоторые, конечно, сталкиваясь с осознанием загадочности мира, предпочитают обратиться в религию. Они не в силах справиться с такой полной свободой. И обращаются к Богу за объяснениями.
Но можно ли вообще думать самостоятельно, будучи запрограммированным с паролем «Бог»? Можно ли быть взрослым?
Уж лучше жить с вечным сознанием Загадочности, Необъяснимости.
А что, если эта Загадочность и есть Бог?
Да, тогда, наверное, надо жить в Боге, никогда не определяя этого состояния.
Всегда жить с Оком. Наверное, это то самое Око, которым видит человек, оставшись один в незнакомом месте, единственное, что у него никто не отнимет, — это можно сделать, только лишив человека жизни.
Но неизвестно, ведь, может, и сама смерть — лишь совершенное, безграничное Око.
Сегодня я решила покрасить велосипед. В мастерской обнаружила несколько баллонов-аэрозолей с серебряной краской — мой отец находит странное удовольствие в том, чтобы собирать машины из старых железок, и ржавчину он закрашивает краской.
Как-то раз мне приснился кошмарный сон, будто отец подарил мне на день рождения машину. Она была собрана из нашего мертвого золотистого ретривера по кличке Гекко, двух детских колясок пятидесятых годов и «альфа-ромео». Внутри машины все булькало и громыхало. «Ну что, поехали», — сказал отец.
Помню, что после этого сна я еще несколько дней была просто вне себя, но теперь меня это скорее забавляет.
Я уже установила велосипед, чтобы обрызгать его краской, как вдруг поняла, что ничего интересного или необычного в том, чтобы перекрасить велосипед, нет. Тем более что и погода наконец установилась ясная и безветренная. Мне вдруг страшно захотелось прокатиться на велосипеде куда-нибудь; я приготовила кофе, бутерброды и сложила их в корзину на багажнике, туда же положила бинокль и два баллона с краской, которые собиралась по дороге завезти обратно в мастерскую.
Я села на велосипед и поехала. Когда едешь на велосипеде, отлично думается — чувствуешь себя свободным, а вокруг все так тихо. Я не думала о Зеде.
Я ехала по старой дороге, которая идет по лиственному лесу, а потом спускается вниз в сельскую местность. Вниз к золотистым и зеленым полям, вниз к земляничным пригоркам и нетронутым лугам, где растет можжевельник.
Спустившись с пологого склона, я решила остановиться и пройти по полю пешком. Только я сошла с велосипеда, сразу почувствовала, как сильно печет солнце, и услышала, как осторожно, без всякого ветра шелестят колосья. На небе ни облачка. Снимая тяжелую корзину с велосипеда, я вспомнила, что забыла отнести в мастерскую баллоны с краской. Корзина сразу показалась зловещей, словно от палящего солнца она могла взорваться.
Я перелезла через колючую проволоку и нашла подходящий валун, чтобы поставить корзину в тень. Потом легла на камень, повернувшись к солнцу. Жар покрыл все мое тело, он почти касался меня.