«Ах ты, маленькая зануда, — подумала она. — Собственно говоря, мне следовало бы найти кого-нибудь другого для этой работы».
Полдня Марика не могла успокоиться. Потом стала фотографировать цветы, чашечки белых роз, до половины засыпанные пеплом.
«Красиво или надуманно?» — спросила она себя, внезапно ощутив, какое все вокруг хрупкое. Может быть, вообще все это лишено смысла.
Она позвонила Педеру в Данию, но его голос был нервным и усталым. «Он произносит нежные слова просто из чувства долга», — подумала она. И сама услышала, какой жалкий, умоляющий у нее голос.
Вдруг потянуло каким-то холодом изо всех забытых трещин. Она почувствовала себя очень маленькой и не могла понять, как еще несколько дней назад могла заниматься делами, спокойная и самоуверенная, убежденная в собственной правоте.
Она позвонила подруге, та пригласила Марику прийти, и они сели вдвоем перед камином. Они массировали друг другу плечи, сидя у огня. Марика рассказала о девочке.
— Она считает мою идею с мертвой женщиной наигранной, — жаловалась она, а подруга ее утешала: похоже, эгоистичная девчонка просто ничего не понимает.
— Оставь ее в покое, — говорила подруга Марике. — Она приносит тебе одни разочарования. И вообще, какой тебе от нее толк?
— Не знаю, — сказала Марика.
— Ты случайно не влюблена в нее? — спросила подруга, и Марике показалось, что под пленкой предостерегающей интонации трепещет крошечная надежда на драматическое развитие событий.
— Нет, — ответила она. И насколько она могла судить, ответила правдиво.
В субботу выпал снег, так что фотографировать за городом на открытом воздухе стало совсем невозможно. Снег шел все выходные, образовав толстое покрывало, которое, несмотря ни на что, внушало чувство спокойствия и надежности: мир, покрытый искрящимся снегом, не может быть только злым.
Посреди ночи зазвонил телефон. Часы показывали четверть четвертого.
«Педер! — подумала Марика сквозь сон. — Что-то случилось, он попал в аварию! Или что-то с мамой, сердечный приступ!»
Дома автоответчика не было. Сердце у Марики колотилось, она в панике схватила трубку.
— Марика? — произнес сдавленный голос.
— Кто это?
— Извини. Это Мю. Не стоило звонить в такое время, но я в отчаянии; мне кажется, я вот-вот рухну.
— Дорогая моя, — сказала Марика тоном престарелой тетушки. Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего, — прошептала девочка. — Просто я совсем одна, и жить незачем.
— Да что ты говоришь, — увещевал старушечий голос Марики.
— Ты не можешь приехать? — прошептала Мю.
Завтра рано утром Марику ждала важная работа с аппаратурой. Если ей придется сидеть у Мю и утешать ее до самого утра, то надо прямо сейчас ехать в мастерскую, на скорую руку собрать аппаратуру, погрузить в машину, а потом нести это к девочке, чтобы вещи не украли, пока машина будет на стоянке. Или ехать туда без ничего, чтобы потом, может быть, прерывать разговор в самый ответственный момент и отправляться в мастерскую.
— Может, лучше ты ко мне приедешь? — предложила она. — Возьми такси, я оплачу дорогу, никаких проблем.
Она была совершенно не готова к ее истерике.
— Никто! — кричала девочка в трубку. — Никто в целом мире не считает меня интересной! Все равно — есть я на свете или нет!
С этими словами она швырнула трубку.
Марика перезвонила, но никто не ответил.
Она набрала номер еще несколько раз. Девочка не отвечала.
В конце концов Марика села в машину и поехала.
Она позвонила в дверь на темной лестнице, никто не открыл.
— Мю! — крикнула Марика сквозь щель в почтовом ящике. — Мю, это Марика! Открой!
Открылась дверь в квартире напротив: сосед в халате с монограммой укоризненно уставился на нее:
— Вы знаете, который час?
Пока Марика пререкалась с соседом, дверь открыла Мю.
— Я спала, — сказала она.
Тяжело вздохнув, сосед закрыл дверь. Они слышали, как он ворчит за тонкой перегородкой входной двери, и Марика невольно расхохоталась нервным смехом.
— Я думала, с тобой что-то случилось, — сказала она. — Я позвонила и…
— Я выдернула шнур. Когда я очень злюсь или расстраиваюсь, я иногда вдруг засыпаю, так или иначе, это к лучшему.
— Мне уйти?
— Нет-нет, раз уж приехала, заходи. — Это прозвучало так, словно она делала Марике одолжение.