На этот раз мы напали на тайное соглашение двух республик и одной великой державы. Читая пункты соглашения, даже я, не искушенный в дипломатии, понял, что документ этот, крайне секретный, имеет огромное значение, а разоблачение его чревато последствиями.
Четвертого июня я засиделся на мостике, а потом, напившись у Виракоча чаю, ушел к себе и лег. Но, видимо, я все же перерабатываю, потому что заснуть я не мог, вертелся и, промучившись часа два, понял, что мне не заснуть.
Я опять оделся и по темным коридорам пошел к залу. Было совершенно тихо, и туфли на мне были мягкие, так что когда я проходил мимо вспомогательной мастерской в первом этаже, то явственно услышал оттуда слабый шорох. Заглянул туда и неожиданно увидел темную фигуру.
Я отпрянул от двери, пролетел коридор, выскочил к подъезду и вскочил в караулку к Мюллеру.
По-видимому, мое лицо было достаточно красноречивым, потому что он мгновенно вскочил и схватился за пистолет и так застыл, вопрошающе уставившись на меня.
- Во вспомогательной лаборатории кто-то есть, я сейчас видел какую-то фигуру,- прошептал я.
- Но как посторонняя могла войти? Все охраняйт. Кругом охраняйт. Може, кто сфой?- и Мюллер торопливо начал стягивать с себя сапоги. Сидевший в углу охранник также поспешно последовал его примеру. И вот мы втроем, с пистолетами в руках, крадемся по темному коридору. Не успели дойти до вспомогательной лаборатории, как дверь из нее неслышно растворяется и в коридоре появляется темная фигура. Мы застыли, нас не видно, мы в темной части, а ночной гость сейчас должен идти в сторону окна в том конце коридора.
Эта фигура наконец двинулась. Мы стояли, задерживая дыхание. Сердце у меня колотилось так, что мне было положительно непонятно, как он не слышит.
Когда он, проходя мимо конца коридора, оказался против окна, я, во-первых, сразу заметил, что он несет что-то большое в обеих руках. И потом... потом я узнал Виракочу.
Мы по возможности бесшумно шли за ним, он перешел в другой коридор, поднялся по лестнице и, бесшумно миновав спящего охранника, сидевшего в проходе между жилой частью дома и лабораторной частью, вошел в свою комнату.
По знаку Мюллера мы, оставив в коридоре напротив двери охранника, не будя постового, вернулись в караулку.
Так вот, оказывается, кто среди нас орудовал,- прочли мы с Мюллером в глазах друг друга.
- Звоните к Вары.
- Сейчас выезжаю,- ответил поднятый с кровати Вары.- Ничего не делайте, незаметно караульте у двери, но не трогайте до моего приезда.
Когда вскоре влетел Вары, мы двинулись к Виракоче. Все было тихо, у дверей его комнаты, переминаясь, с пистолетом в руках стоял разутый охранник.
Мы рванули дверь и все вместе вскочили в комнату.
В комнате было светло от яркой лампы на потолке. На столе стоял стакан, тарелка с нарезанной полусъеденной рыбой, чеснок, и тут же на столе стояло то большое "что-то", завернутое в спецовку. А на кровати, прямо поверх одеяла, уткнувшись носом в подушку, лежал Виракоча. Он был одет.
Охранники кинулись на него, вцепились в его руки, но он не оказал ни малейшего сопротивления. Его подняли, но он, как тряпичная кукла, обвисал в руках, заваливаясь на кровать. Глаза его были закрыты.
- Неужели мертвый? - закричал Вары.
Охранники бросились трясти его, но он только слабо мычал.
- Да эта замерзавес пьян, как колода! - закричал Мюллер, наклонившись над ним.- От него воняет вотка, как от помойна яма1
Я подошел и сбросил спецовку с таинственного нечто, под нею оказалась здоровенная бутыль с чистой как слеза, жидкостью. Я вытащил пробку, и из открытого горлышка на меня пахнуло таким крепким, доброкачественным спиртом, что никакого анализа жидкости не требовалось.
Самый кропотливый, тщательный обыск комнаты не дал решительно ничего интересного. Обшарили одежду, мебель, прощупали все пазы в мебели и полу, все швы в одежде, но ничего не нашли.
Тогда мы с Вары кинулись во вспомогательную мастерскую. Там все, решительно все было на месте. Только в одной из запечатанных бутылей со спиртом, стоявшей в шкафу, оказалась чистейшая вода.
Вары плюнул и совершенно нецензурно выругался.
- Ну, знаете, этот шпион мирового класса ведет разведку только в пределах многоградусных напитков.
- Но, вообще говоря, это безобразие! Старика придется выгнать, уж не говоря о том, что охранник пойдет под суд за то, что спал на посту.
На следующий день дежурного охранника Вары действительно отдал под суд. Но Виракоча получил амнистию. Он с утра ходил за мной и за Вары, как побитый пес. Заметив наш взгляд, брошенный в его сторону, моментально становился на вытяжку и разводил руками.
На следующий день Виракоча был в городе и вернулся пьяный. Пришел в мою комнату и уселся на стуле.
- Ты что-то зашибать сильно стал! - сказал я.
- И сам не рад.
- С университетскими, что ли?
- Хорошие люди!
- Какие люди?
- А у вокзала кафе есть. Ну и зашел.
- Угощали?
Виракоча зашатался.
- Д-а! - протянул он.- Обходительные люди... Очень наукой интересуются. Д-а!
Сидя на стуле, он пошатнулся и чуть не свалился.
Разговор с Виракоча передал Вары.
Сегодня, войдя в штаб десанта, увидел одного человека, и этот человек был "золотой зуб". Я узнал его сразу, несмотря на очки и изящный костюм. Он бритый. Никакого золотого зуба у него нет. Лицо обезображено экземой. Мы внимательно осмотрели документы, лежащие на столе. Там было его донесение, проект вала к аппарату No 1 и еще одна бумага, еле заметная, исчерченная карандашом, которую мы не могли сфотографировать отчетливо. В донесении "золотой зуб" сообщает об изобретении луча и смерти Кэрэчо. Рассказывает подробно об охране нашего дворца, об инцидентах со мною.
"До сих пор,- пишет он,- нам не удалось подойти к сущности изобретения, но на днях мы надеемся получить важные сведения от сотрудника, близкого к центральной лаборатории". После чего он считает необходимым "устранение" профессора и меня, как быстрого и опытного организатора. Явления экземы он объясняет действием луча.
Когда мы пришли к полковнику, перед ним на столе лежало только что прочитанное донесение.
Полковник нервно прохаживался по комнате, тыкал кругом пальцем и говорил. Мне кажется, он говорил, что его видят, что нет стен, что нет тайн, на которых основано все его искусство. Потом сдержался, сказал что-то, сел и принял свой обычный замороженный вид.
- Знаете, что он сказал? - спросил меня Байрон.
- Конечно! Он сказал: "А что, если и сейчас нас видят?"
Удивляюсь, как аппараты выдерживают такую напряженную работу. Целые дни, а порой и ночи, мы следим за группой шпионов, формируемой для переброски к нам. Сегодня, наконец, Байрон показал нам на экране всю компанию, отправлявшуюся для нашего уничтожения. Их семеро. Все на подбор, но среди них нет "золотого зуба". Значит, их больше.
Виракоча ушел в город. Знаю, что за ним следят по пятам.
Вары сообщил, что сфотографированное нами соглашение предается гласности, и что одной рэнэцуэлльской фирме передан секрет мыла "дегтярного", которое будет изготовлять особая фабрика в виде пасты под названием "Антиэкзем", придающей коже невыразимую нежность и соблазнительность".
Как всегда, в определенный час мы сели на свои места. Байрон занозил палец, а потому аппарат вел я, а он сидел сзади. Справа Емельянедо на лучевом трансформаторе, еще правее - Лавредо у киноаппарата.