— Привет, Лула! А знаешь, что у меня есть? Броненосец!
— Правда?
— Приходи, сама увидишь. Он ест с руки. Сможешь его покормить, если захочешь. Хочешь?
— Надо же, кого ты только не приручишь! Страшно хочу на него посмотреть.
Вот так — впервые в истории — девятипоясной броненосец поспособствовал ухаживанию и помог добиться расположения девушки.
Лула пришла на следующий день. Тревис был счастлив. Скажем так, братьев он переплюнул. Тревис достал Носика из клетки и протянул ему яйцо. Броненосец ел, как всегда, с аппетитом. Лула смотрела во все глаза, но взять Носика на руки отказалась. Все-таки она настоящая девочка, нежный цветочек. (Мы этого тогда не знали, но оказалось, что Лула поступила совершенно правильно.)
Все выходные Тревис проторчал в амбаре, безуспешно пытаясь приручить броненосца. Он обнимал Носика, кормил его с рук, полировал броню мягкой тряпочкой, но Носику, казалось, все было безразлично.
А за ужином Тревис удивил меня, напрямую обратившись к дедушке. Брат редко заговаривал с дедом, а может, и вообще никогда не заговаривал.
— Сэр?
Ответа не последовало.
— Сэр! Дедушка!
Дед очнулся от задумчивости и огляделся в поисках того, кто позвал его. Наконец он остановил взгляд на Тревисе.
— Да… что вы хотели, юноша?
Тревис слегка спасовал. Дедушка смотрел на него с нескрываемым любопытством.
— У… у меня вопрос, сэр, — начал он, чуть заикаясь. — Вы не знаете, сколько живут броненосцы?
Дедушка погладил бороду.
— Я бы сказал, около пяти лет. Это в природе. Однако известны случаи, когда в неволе броненосцы доживали до пятнадцати лет.
Мы с Тревисом в тревоге переглянулись. Дедушка это, конечно, заметил и удивился, но ничего больше не сказал.
Мы кормили Носика два раза в день, он отменно прибавлял в весе и, без сомнения, привык к тому, что больше не надо выходить из дома на поиски обеда. Он позволял Тревису ненадолго брать его на руки, но это было все. Он не радовался нашему приходу, хотя мы ежедневно приносили крутые яйца. Он так и не перестал атаковать угол клетки, пришлось даже укреплять угол обломком доски. Но Тревис, непонятно почему, любил Носика и не желал сдаваться. Впрочем, он всех животных любил.
Как-то утром я не обнаружила в кладовой ни одного крутого яйца. Виола на кухне чистила картошку. Очень много картошки. Мальчики росли и ежедневно уминали целую гору.
— Почему яиц нет? — спросила я.
— Из-за тебя, — отпарировала Виола. — Сама удивляюсь, куда это яйца деваются. Что ты с ними делаешь?
— Ничего, — твердо заявила я.
— Сама, что ли, ешь?
— Ага.
— Позвольте не поверить. Бродягу с реки, небось, подкармливаешь? Маме твоей это не по нраву придется.
— Вот поэтому ты ей ничего не скажешь, — прозвучало немного более дерзко, чем я собиралась.
— Нечего так со мной разговаривать, мисс!
— Прости!
Я уселась рядом с Виолой и тоже принялась чистить картошку, восхищаясь, как быстро и ловко она это делает. Пока я выковыривала глазки из одной картофелины, Виола успевала почистить две. Какое-то время мы работали в молчании. Наконец я сказала:
— Это не бродяга, это кое-кто еще. Я тебе расскажу, если пообещаешь никому не говорить.
Никому — значит, и маме.
— Ничего не хочу слушать. Сама знаешь…
Я вздохнула.
— Ты совершенно права. Прости, пожалуйста.
— Что толку у меня прощения просить?
— Очень смешно. Если хочешь знать, это такой эксперимент.
— Молчи! Слышать ничего не хочу.
— Вечно все так говорят.
Я заметила, что нашей домашней кошки Идабель нет на ее обычном месте — в корзинке возле плиты. Вот почему Виола не в духе. Она всегда злится, когда ее любимая киска — постоянный друг и помощник — удирает наверх выслеживать мышь или просто понежиться на солнышке. Забота домашней кошки — держать мышей подальше от кладовой, и Идабель прекрасно с этим справляется. А зимой она не хуже грелки. Еще у нас есть дворовые кошки, они отвечают за наружные постройки и заднее крыльцо. Иногда кошки заглядывают в амбар поглазеть на броненосца, но он, естественно, не обращает на них внимания.
Картошка почищена. Уходя, я поцеловала Виолу в щеку, а она легонько шлепнула меня на прощанье.
В сумерках дедушка позвал меня в библиотеку, махнул, чтобы я устраивалась на своем обычном месте — на верблюжьем седле. В руке он держал журнал.
— Кэлпурния, тут у меня последний номер «Биологического вестника Юго-Запада». Обрати внимание на статью натуралиста из Луизианы, который заразился болезнью Хансена, просто подержав броненосца в руках. Оказывается, броненосцы могут быть переносчиками заболевания.
— Правда?
— Поэтому, если у тебя случайно оказался броненосец — пойми, я не утверждаю, что это так, — избавься от него как можно скорее.
— Да… хорошо. А что такое болезнь Хансена?
— Странное и страшное заболевание, от которого нет лекарства. Его еще называют проказой.
Я слетела со стула, как вспугнутый фазан, и выскочила из комнаты. Мысли путаются, сердце колотится — нет, нет, только не Тревис. Только не отвратительные опухоли, уродующие лицо и руки. Все избегают беспомощную жертву, бедняге приходится доживать свой век за колючей проволокой в колонии прокаженных. Немыслимо, чтобы мягкосердечного Тревиса отправили в обиталище проклятых!
Я ворвалась в амбар. Тревис держал броненосца на руках. Я заорала так, что лошади в конюшне рядом вздрогнули, а кошки вообще разбежались.
— Брось его! Брось сейчас же!
Тревис недоумевающе уставился на меня.
Я протянула руку к броненосцу и тут же отдернула — не хватало еще и мне его трогать.
— Положи его, пожалуйста, дедушка сказал, что они переносят заразу.
Я ухватила броненосца через фартук — все-таки защита — и поставила на землю.
— Перестань, — запротестовал Тревис, — ему же больно. Какая еще зараза, он здоров.
Он наклонился, чтобы поднять Носика.
— Проказа, — выдохнула я.
— Что? — брат так и застыл.
— Дедушка говорит, они переносят проказу. Если ты заразишься, будешь жить в колонии и больше никогда не увидишь никого из нас.
Тревис побледнел и сделал шаг назад.
Носик обнюхивал подвернувшийся клочок сена, а мы смотрели на него, как на неразорвавшуюся бомбу. Я похлопала брата по руке.
— Не унывай. Может, Носик как раз здоров.
Тревиса била дрожь. Носик бродил по амбару и что-то вынюхивал.
— Пойди помой руки.
Брат сделал большие глаза.
— А это поможет?
— Ну конечно! — соврала я с уверенным видом.
Понятия не имею, но на всякий случай…
Мы бросились к лошадиной поилке. Я изо всех сил качала насос, а Тревис, стуча зубами, яростно оттирал руки.
Мы едва успели увидеть, как Носик скрывается в кустах на границе участка. Он всегда казался мне абсолютно равнодушным ко всему на свете. Интересно, как броненосцы вообще выживают? Я мысленно сравнивала Носика с Аяксом, папиной премированной охотничьей собакой. Любопытный пес постоянно держит под контролем территорию вокруг дома, поднимает тревогу из-за любого шороха, может учуять самый слабый запах. Такая бдительность работает на тонко настроенный механизм выживания. А вот Носику этого не хватает.
Вопрос для Дневника: может быть, Носик такой невозмутимый, потому что у него есть защитная броня? Если ты носишь на спине панцирь и можешь в любой момент спрятаться, зачем тебе обращать внимание на обстановку? Наверно, поэтому он глух и слеп к тем, кто вокруг. Или броненосцы вполне приспособлены к своему миру, просто мы, люди, к этому миру не относимся?
В сгущающихся сумерках смотрели мы Носику вслед. Тревис печально махал рукой.
— Прощай, Носик. Или Броня. Ты был моим любимым броненосцем. Надеюсь, ты не заболеешь.