— Ну, нет — это, кузен, нахальство. Может она и жаба, но она невеста моего фаворита. Нет, нет и ещё раз нет… И прочь из моего дворца!
— Ну, что же, — потемнел лицом соседний король. — Значит война!
— Война, война, Si vis pacem, para bellum, — прошелестело по залу.
— Ну, нет, — вмешался в разговор придурок. — Невеста-то моя и её судьбой распоряжаюсь я. Никакой войны. Я Вам, Ваше Высочество, её отдаю, но не просто так. А в обмен на вашего пажа. Согласны?
— По рукам. Поехали домой, Ваше Величество, — ласково проговорил король и размахнувшись врезал новоиспечённой невесте по заднице. — Веселей перебирай батонами, жаба, тебя сегодня ночью ждёт боооольшой сюрприз, по самые твои жабры.
Вот так, благодаря двум стечениям обстоятельств: удалось и войны избежать и королевский род соседнего царства продлить. А что же с президентом случилось? Оставили его в покое фавориты-олигархи? Оставили — сушиться, на колу. Сделали ему своеобразный импичмент. По-современному, по-демократически. Скажешь, уважаемый читатель, так не бывает?
ПУСТЬ МАЛЬЧИК ПОШАЛИТ
В некотором царстве, в некотором благоприятно — отжатом государстве, жил да был сатрап. Почему уважаемый читатель ты спросишь не царь? А потому, что не дорос он до такого звания. Да и царство, сказать по совести, у него было плёвенькое не больше карманного носового платка. Расположено оно было на острове, до которого никому добираться было не с руки, а потому и аннексировать его не составило большого труда. Заехала как то по случаю воинская рать, с очередных манёвров; попили медовухи, пощупали местных баб, а потом, уезжая к себе, нашли из местных, на должность сатрапа-временщика, самого шустрого. Оставили они ему вместо флага, конскую попону и наказ собирать дань — неукоснительно. Так и сказали: «Будешь ты теперь в этом царстве сатрапом, подбери себе бояр помощников, делай что хочешь, Но дань засранец, собирай с местного народа неукоснительно. Мы приедем за ней через пять лет. Не будет дани — пеняй на себя». Дали такое наставление сатрапу и, оставив небольшую часть своего войска, в помощь ему для сбора дани, они погрузились в свои ладьи и отплыли с богом, к себе на Родину.
Почти пять лет жировал на острове сатрап; поставил на хлебные должности бояр своих кумовей, которые вместе с войском, позволяли делать всё, что заблагорассудиться. Любой каприз за счёт местных аборигенов. За дань уже никто и не вспоминал. Какой-такой дань, шмань? Да пусть только кто сунется — шапками закидаем! Гуляй рванина, от рубля и выше!
Но, уважаемый читатель, всё хорошее, как это печально бы не звучало, имеет свойство быстро заканчиваться. Так и в нашей сказке — пришло время платить по счетам.
Дошла до сатрапа весть, что плывёт к ним гонец и не простой гонец, а сынок самого царя-батюшки миротворца, с ратью, за пятилетней данью. И везет он с собою, приобретённую по случаю в землях заморских, очень полезную в хозяйстве весчь — гильотину. Намного оказалась она гуманнее плахи… Чик и голова уже на блюде, продолжает молить о пощаде, как ни в чём не бывало. Забавно смотрится. И так говорят, полюбилась она юному царевичу, что он почти с ней и не расставался. Сядет бывало играть шутейно в карты — на просто так, придворный с его свиты проиграется… Чик и голова его уже на блюде. Удивляется: «Как же так, ведь играли то шутейно!?»… Забавно. Или задолжает ему кто-нибудь, что-нибудь и не факт, что он вообще что-то одалживал, просто на глаза ему попался… Чик и голова того уже на блюде, продолжает доказывать, что ничего не брала.
Весёлый такой наследник рос. Всё его маменька баловала: «Пусть мальчик пока молодой пошалит. Его ещё будет». Так вот в шалостях рос принц, рос, шаля себе потихоньку, пока народ не зароптал и не пошёл к царю-батюшке с челобитной: «Смилуйся кормилец ты наш. Совсем твой ирод нас замучил. Мало того, что убыль в народе приключилась, как после мора, так ещё мы боимся и на улицу выйти. Прибери ты его от греха подальше. Пока мы тебя добром просим!»
Царь как прочёл эту челобитную, взъярился, весь стал красный, словно вареный рак, потом вроде поостыл, миротворец всё же, подумал и выдал такой указ:
— Зачинщиков бунтовщиков — четвертовать, а того подленького бумагомараку писаришку, что крапал челобитную посадить на бочку с порохом, пусть полетает, может где и сыщет справедливость.