У неё была веская причина потянуть мазу за Медведя. Неисповедимыми путями, она смогла прихватизировать все лесные малинники, с которых имела неплохой навар, перерабатывая ягоду-малину на вино, которое с большим удовольствием раскупалось не только местным зверьём, но и пользовалось спросом в других лесах. Потому к её мнению все и прислушивались. С поилицей не поспоришь.
— И где ты здесь добрых зверей увидела? — хмыкнул Волк, — Ну ладно пусть базарит. Что можешь сказать в своё оправдание, косолапый?
— Да вы, что, — взревел Медведь обрадованный тем, что ему дали шанс оправдаться, — вы, что, братва, да я же свой; волки вы что забыли, как я прикрывал ваши набеги на соседние леса, заблудились, мол пацаны, случайно вошли, с кем не бывает? А ты, Сохатый, со своим стадом на чьих полях и пасеках пасёшься? Кто твои набеги крышует, за малую часть добычи, уж не я ли? Ну а ты, Кабан, чьи дубовые рощи и огороды со своим выводком перепахиваешь в корень? Хотел бы я посмотреть, что с тобой сделают без моей поддержки? Может, сбегаешь, а я посмотрю…
— Да легко. Даёшь ёрш-макарёш! — взревел Кабан и блеснув клыками, рванулся со своим выводком в чужие огороды.
Медведь, посмотрел ему вослед и тяжело вздохнувши, прорычал:
— Царство тебе небесное! — и удобно устроившись на своём пеньке, стал ковыряться щепкой в своих клыках, периодически сплёвывая слюну на валяющегося у его ног Зайца.
Прошло некоторое время…и вдруг, вдалеке от поляны затрубил охотничий рог и показалось облако пыли. По мере приближения к сидящим на поляне зверям, оно не только разрасталось в размерах, но и всё больше выдавало из себя какофонию звуков, в которой прослушивался не только звук охотничьего рога, но и лай собак с истошными визгами Кабана. Все звери стали с интересом всматриваться в клубы пыли, ожидая увидеть участников побоища.
Через некоторое время, участники свары вывалились на поляну: впереди нёсся Кабан, с его порванных боков, свисала лохмотьями шкура, а на спине, вцепившись мёртвой хваткой в холку, сидело две собаки. Сзади хватая его за зад, бежало ещё несколько разъяренных псов. Кабаньего выводка нигде не было видно. Похоже, что спёкся выводок; полёг свиными отбивными на поле брани.
Пробежав несколько кругов по поляне, Кабан обессилено упал возле медведя.
— Пощады, — прохрипел он, закатывая под лоб глаза.
— Пошли вон! — прикрикнул Медведь, на сразу же поджавших хвост собак, и, пнув, лапой кабанью тушу ласково спросил. — Ну, дык как, удачно попасся, а же где же твои мародёры?
— Пощади, батюшка, дуролома старого, ввек больше едало своё на тебя не разину. А пидсвинкив моих, псы растерзали. Кто же знал, что они огороды охраняют, их же никогда там не было?
— Это у тебя мозгов никогда не было. А они там были всегда, и всегда несли службу ратную, только иногда, после получения от меня мзды, отворачивались, не замечая твоих шалостей. Сечешь фишку, тварь неблагодарная, или надо ещё поучить!?
— Не надо, хозяин.
— То-то же, — благодушно рыкнул медведь и окинув взором своих подданных спросил. — Ну, что есть ещё среди вас отчаянные головы, готовые положить своих детей на плаху, только лишь для того, чтобы проверить свою глупость!?
— Что ты нам тут баки забиваешь? — подал голос Волк. — Я тебе, братан, скажу так: Кабан, разожравшаяся свинья, которому давно было уготовано место на мангале. Мы, волки, не нуждаемся ни в чём покровительстве, а тем более в защите. У нас есть свой общак, куда мы вносим свою часть добычи и делиться им с твоим выводком обнаглевших мохнорылых козлов, мы не собираемся. Сечешь фишку, братан, или тебе нужен переводчик? Так, что давай освобождай пенёк, собирай свои манатки и уё или уя, с нашего леса, не то мы тебе сейчас живо тельбухи выпустим, не посмотрим и на собак. Хотя, я не думаю, что они за тебя потянут сейчас мазу и пойдут против своих.
— Это не наша война, — выслушав речь Волка, прорычал старый Пёс, по всей видимости, вожак стаи. — Мы всегда служим победителю. Разгрызайтесь здесь сами. Мы уходим. Где нас найти вы знаете.
Бросив израненного кабана подыхать, собачья свора медленно удалилась с поляны. Чувствуя, что назревает, что-то неладное, с поляны сбежали почти все звери. Остались на ней только Медведь с лисой и стая разъярённых волков.