«Хамит майор, — слышу опять свой Голос. — Дай ему по роже и пошли его на хер».
Восьмипудовый военком, так и не понял, что с ним случилось. Упал и упал. Бывает. Правда несколько переломов рёбер, но это не моя вина, аккуратней надо быть в выражениях.
«Ну и что теперь делать?», — спрашиваю свой Голос. «Да ладно не бзди, поехали в Москву, в приёмную к нашему дорогому Леониду Ильичу», — культурно так отвечает он мне.
Поехали, так поехали.
Вокзал встретил меня запахом хлорки в общественном туалете и бестолково снующими по залу ожидания пассажирами. Около них крутились спекулянты билетами, карманники и кидалы. А руководил всем этим действом милицейский патруль, вылавливая отлынивающих от построения социализма, не сознательных граждан – бродяг и бомжей.
Там было весело всем, кроме меня, не имеющего в кармане ни копейки денег и не знающего, как сесть без билета на поезд. Мои бессмысленные действия возле иногородних касс, вскоре были замечены этими двумя ментами, которые предложили пройти мне к ним в дежурку, для выяснения личности.
«Ну и куда ты идёшь, как баран? Сейчас тебя обыщут, потом изобьют и в лучшем случае отправят на принудительное лечение в дурдом, в худшем просто не выживешь», — раздался Голос. «Так , что же мне делать?», — спрашиваю я у него. «Гаси козлов мусоров, и через тоннель бегом на восьмой путь, там через пять минут отходит скорый поезд, твой вагон шестой. Вперёд время пошло».
Впереди идущему менту, мой удар кулаком пришелся прямо в темечко. Его ноги подкосились и он приваливаясь к стен, стал медленно оседать на загаженный перрон. Не ожидавший от меня такой прыти второй мент кинулся на меня, но разъевшаяся на государственных харчях туша, не обладала должной прытью, и нарвавшись на моё колено и контрольный удар правой рукой в висок, улеглась рядом с первым. Деньги, заработанные непосильным трудом за время их дежурства, вывалились из кармана, рассыпаясь по перрону. Чтобы они не достались бомжам и наркоманам, я забрал их с собой и рванул на восьмой путь, к отходящему поезду. Добежав до шестого вагона, я вскочил на подножку и, всунув ошарашенной проводнице купюру, достоинством в двадцать пять рублей, был ею обласкан и подселен в купе, к двум милым сорокалетним дамам, едущим, как и я в столицу нашей Родины Москву.
Проводница оказалась бригадиром поезда, жаркой и истосковавшейся, за время постоянных рейсов, по мужским ласкам, в полном соку любвеобильной женщиной. Всю свою любовь и тоску, по сильному мужскому плечу, она и продемонстрировала мне сразу же после ужина в своём служебном купе.
«Ну, ты как себя чувствуешь? Лично мне кажется, что по тебе проехался асфальтоукладчик. Если и дальше выдержишь такой темп, то остановись в Москве у неё», — услышал я после ночи бурных любовных утех снова свой Голос.
Не знаю, как у него это получалось, но мой Голос снова оказался прав. Проводница тронутая моей историей и неистощимой мужской силой, пригласила меня к себе погостить на время своего отпуска. Её отпуск удался. Через неделю, когда ей надо было идти в рейс, она весила уже вдвое меньше и выглядела помолодевшей лет на десять. Мне она выдала запасные ключи и двести рублей денег, в обмен на моё клятвенное уверение её дождаться.
3
Проводив свою рабовладелицу в рейс я зашел в вокзальный ресторан, и подсадив к себе за столик вокзальную шмару, окунулся с головой в меню, собираясь расслабляться здесь, от беспрерывного сексуального рабства, как минимум до утра. Вечер обещал быть знойным. Молоденькая шлюшка, истекающая соками, обещала сделать его ещё более неповторимым.
«Посмотри её сумочку», — в самый разгар отдыха, вдруг услышал я свой Голос. В сумочке, после того как я отнял её у шалавы, лежала пачка презиков, упаковка димедрола и пузырёк с клофелином. Но больше всего меня расстроила её ксива, внештатного сотрудника милиции.
Получать объяснения от избитой шалавы я не счел за возможное и ушел через черный ход по-английски, не попрощавшись и не заплатив за столик.
Выйдя с ресторана я поймал такси и приехав домой, открыл дверь в квартиру. От полученной ударной дозы клофелина, подмешанного мне шлюшкой в ресторане, я упал в коридоре и потерял сознание. «Отдыхай бродяга», ещё успел расслышать я чей-то голос.
Проснулся я на другой день ближе к обеду: не затягивая удовольствие — похмелился пивом и не откладывая дело в долгий ящик, отправился в Кремль, искать приёмную нашего дорого и всеми любимого Леонида Ильича.
«Пошли в парк, посидим на лавочке, поедим мороженого», предложил мне Голос. «Пошли, — охотно согласился я с ним. — Мороженое жрать, не дрова рубать», — к этому мероприятию я всегда подходил трепетно и с душой. Поэтому прикупив пару пачек пломбира, я развалился в парке Горького на лавочке, одновременно лакомясь мороженым и рассматривая москвичей. Вроде люди, как люди. Ничего особенного, хотя нет, невдалеке показалась группа товарищей с цветами и венками, направляющихся к могиле неизвестного солдата.